Под небом Лузитании. От пришествия до полуночи

– Знаешь, Василий! До меня только сейчас начало доходить, что эти заумные научные термины, вполне вероятно, однокоренные! У нас в КПИ на кафедре материаловедения плодотворно трудились два аспиранта: Петр Николаевич Борисенко и Николай Петрович Хоменко. Наши студентки ласково, за глаза, называли этих молодых ученых братьями-гомеопатами, за их полное безразличие к прекрасному женскому полу. Такие себе маленькие, невзрачные, белобрысые толстячки в очочках а-ля Джон Леннон и со смешными матрешкообразными фигурами. Они были похожи как братья-близнецы, и мы различали их только по инициалам на лабораторных халатах. Эти парни вели на нашем потоке лабораторные работы по материаловедению, а попутно корпели над очень перспективной и многообещающей диссертацией. Они собирались при помощи высокой температуры и давления превращать какой-то промышленный кал не то в алмазы, не то в рубины, не то в изумруды. Причем не в технические, а в самые что ни на есть высококачественные, ювелирные!

И пока студенты старательно выполняли свои работы, эти «алхимики» до хрипоты спорили о способах достижения своей призрачной цели. И когда научный спор заходил в полный тупик, один из них раздраженно провозглашал:

– Да пошел ты, знаешь куда?

– Аналогично! – свирепо отвечал другой.

Только теперь я понял, куда они посылали друг друга на поиски выхода из творческого тупика! А я ведь раньше даже не представлял, какая это интересная наука – языковедение!

В юности мне как-то подвернулся под руку старый журнал «Вокруг света». Мой покойный отец обожал это издание и собрал его подшивки за три с гаком прошедших десятилетий. Там я случайно нашел отрывки из записок португальского авантюриста Педро Гомеша Кумагуарте, жившего в начале ХVII века. Он был удачливым торговцем золотым песком, слоновой костью, черным деревом и красным сандалом, а заодно и пронырливым исследователем дебрей Африки и Бразилии. Португалец рассказывал об ужасающей пытке, которой дикари подвергали пленённых ими цивилизованных европейцев. Я никак не мог понять, каким образом обыкновенный ананас аборигены использовали как страшное орудие пытки! А нынче мне стало абсолютно понятно, куда и каким концом заталкивали индейцы ненавистным поработителям этот фрукт, чтобы тем неповадно было соваться в сельву.

Вообще-то, туземцы испокон веков называли это растение ананих, но колонизаторы почему-то нарекли его ананас. По всей видимости, это произошло из-за специфических особенностей португальского языка, в котором звук «Х» совершенно не употребляется.

Кстати, почетное прозвище и дворянский титул разбогатевший Педро Гомеш получил от короля уже потом, по возвращению из ограбленных им Африки и Америки. (Прим. Cu – задница, magoarte – ушибленный, огорченный, опечаленный. порт.)

– Степа! – попытался я осадить новоиспеченного филолога.

– Нет! Не прерывай меня, друг! – предупредительно пророкотал голос гиганта. – Иначе тонкая нить моих изыскательских размышлений может невзначай оборваться и ускользнуть! Я чувствую себя слепцом, который неожиданно прозрел и изведал, насколько в этом мире все взаимосвязано и гармонично. Анал… Анальное… Аналогично… А ведь само слово «анализ» красноречиво и без кривотолков говорит, откуда медики берут материал для своих научных исследований. Отныне я догадываюсь, от боли в какой части тела был изобретен препарат анальгин и аналгезин! Мне стало наконец-то понятно, кто такие аналитики и чем они конкретно занимаются. Теперь предельно ясно, через что считает аналогово-цифровая счетная машина. Я отчетливо сознаю, чем мыслили ученые мужи, создавая и развивая Аналитическую философию, Аналитическую геометрию и Аналитическую химию.

– Степа! Заткнись! – не снёс я такого безбожного кощунства. – Да ты так всю современную науку к заднице сведешь! И станешь отцом-зачинателем нового ответвления науки – аналитического словоблудия! Лучше поведай мне, как же тебе удалось поступить в КПИ?

Гигант разочарованно вздохнул и продолжил замысловатую историю своей беспокойной молодости:

– На вступительных экзаменах у меня сначала никаких проблем не было. Математику и физику я сдал на «отлично». Но вот последний экзамен, сочинение, навис надо мной, как разящий Дамасков меч!

– Как Дамоклов меч, – мягко поправил я Степана.

– Если не хуже! – отчаянно махнул рукою рассказчик. – Я осознавал четко и ясно, что больше чем на два с минусом сочинение не напишу. Сижу в аудитории на консультации перед экзаменом. Лицо осунулось, глаза слезятся, уши обвисли от горьких и печальных мыслей. Если б ты только знал, как не хотелось возвращаться домой, не солоно хлебавши! Вела консультацию симпатичная дама в роговых очках с толстыми претолстыми стёклами. И всё как-то странно поглядывала на меня. А когда все абитуриенты начали было уже расходиться, то неожиданно подошла ко мне и с тревогой в голосе спросила:

– Молодой человек! Что с Вами? Вы не больны?

А я ей так честно и ответил:

– Да. Смертельно болен неизлечимым врожденным недугом – хронической профанацией родного языка и литературы.