Под небом пустыни

Генерал Размара в «Географическом словаре Ирана» писал об этом городе — разумеется, без точных ссылок на источники, цитируя, кажется, «Сад чистоты»[145] Мирхонда, — следующее: «Торбете-Хейдерийе — один из древнейших городов Ирана, построенный в 1211 Исхак-ханом Карататар по приказу Наджафкули-хана — вождя татарского племени, вблизи от гробницы Котб од-Дина Хейдера. Город был обнесен рвом. Называли его «Могила Хейдера». Город лежал на пути в Индию. Он разросся, появились новые улицы, базары. Во времена правления его величества покойного шаха[146] в центре города с севера на юг проложили проспект, а другой проспект пересекал город с востока на запад и заканчивался народным парком».

Город Торбет, окруженный горами, утопающий в садах и зелени огородов, является красивейшим городом Ирана. Особенно похорошел он, когда на холме разбили парк. В Торбете около двухсот пятидесяти магазинов, четыре гаража; питьевая вода поступает из подземных каналов. Но ее мало. Поэтому воду достают также из колодцев и абамбаров.

Бедняга Исхак-хан Карататар! Основал или по крайней мере благоустроил это селение он, а называется город по имени Котб од-Дина Хейдера. Но европейски великодушная натура сэра Перси Сайкса воспротивилась такой несправедливости, он окунулся с головой в исследования и заявил: «Название Торбете-Хейдери, указанное на картах, в настоящее время вышло из употребления, хотя там все еще сохраняется большая, сложенная из красного кирпича гробница святого, полный титул которого был Котб од-Дин Хейдер… Город этот обычно называют просто Торбет, что означает «могила». Я спрашивал по крайней мере четырех человек, чей же это торбет, и неизменно слышал в ответ: «Торбет Исхак-хана». Поэтому Хейдер должен был бы уступить место, которое так долго занимал на карте.

Исхак-хан был главой племени карайя, или кераитов[147]. В оные времена им правил знаменитый первосвященник Иоанн[148], и покорил его Чингис-хан. Судя по всему, Исхак-хан был гением, ибо за несколько лет довел управляемую им область до таких высот благоденствия, что вызвал восхищение и зависть соседей. В конце концов он был убит при попытке захватить город Мешхед».

Расспрашивая по пути прохожих, мы наконец добрались до святилища Котб од-Дина Хейдера. Оно оказалось изъеденным термитами. Рабочие и каменщики занимались ремонтом и реставрацией здания святилища. Они сказали нам, что платят им за работу вакфы Мешхеда. Четыре низкорослые сосны оживляли двор святилища. Изразцовая кладка его стен под руками каменщиков теряла грим вековой пыли. А стены молельного зала из-за многочисленных заплат приобретали сходство с жалким рубищем дервиша. Своды этой уединенной обители по причине их близости к святым небесам не были доступны длани мирских строителей-реставраторов, В итоге они раскрошились и растрескались. Отчетливо проступали сквозь покров более позднего настила свода остатки прежнего.

На могиле святого, возвышающейся метра на полтора от земли, установлено деревянное надгробие работы, по-видимому, остада[149] Дуст Мохаммада ибн-Наби. В одном из углов гробницы святого в стене вделана деревянная дверь, которая является уникальнейшим произведением своего времени. Створки двери искусно инкрустированы и покрыты резьбой, представляющей воспроизведение имен сефевидских шахов[150] и мусульманских святых. Несмотря на то, что внутри святилища было темно, фотограф решил запечатлеть это изящное произведение искусства. Он взобрался на могилу святого, установил там фотоаппарат и приступил к съемке.

Под сводами гробницы Котб од-Дина Хейдера помещаются также могилы других святых.

Какой-то молоденький старшина-полицейский оживленно беседовал с историографом. Разговор шел о благоустройстве и реконструкции города, о семилетием плане, политике, делах Торбета. Заметив интерес фотографа к искусной двери святилища, старшина рассказал нам, что Управление археологии недавно распорядилось снять с петель эту дверь, упаковать ее и доставить в Тегеран, чтобы оттуда переправить в Италию для реставрационных работ! Потом отказались от этой идеи, а пока суд да дело, во время перевозки дверь треснула!

Старшина оказался пылким патриотом. Когда его монолог, посвященный реконструкции города Торбета, достиг высшего накала, он, не подозревая, что собеседник принадлежит к роду Каджаров[151], вдруг заявил:

— Господин, все эти помещики и принцы крови мешают благоустройству города. Покойный шах должен был им всем свернуть шеи. Когда мы величаем их «ваше превосходительство», они еще недовольны. Им мало! Их, видите ли, надо называть принцами!

Историограф терпеливо, скрывая пренебрежение, выслушал старшину, мягко улыбнулся и ласково проговорил:

— И все-таки наша страна на подъеме. Не горюйте. Вы ведь видите, как развился ваш город. Международное положение таково, что и вся наша страна обязательно пойдет по пути прогресса!

Пытаясь улизнуть от старшины, историограф подошел к фотографу.

— Мы устали. Скоро ли конец? — спросил он.