Под немецким ярмом

К турчанке в то же время приблизился Разумовский, считавший ее Аннет Скавронской, и почтительно просил «графиню» не отказать ему в менуэте. Волей-неволей Лилли пришлось войти в роль подруги и занять с ним в третий раз место в ряду танцующих.

Под медленный ритм менуэта, этого по истине аристократического танца, задвигались по зале безчисленные маски, с изысканной грацией обмениваясь с соседями направо и налево почтительно-важными поклонами.

Есть секта «скакунов», доходящая в своих фанатических "радениех" до такого экстаза, что заражает наконец и посторонних зрителей.

Нечто подобное случилось в настоящем случае и с Лилли, которая, впрочем, и раньше уж была большой поклонницей менуэта. Увлеченная примером всех окружающих, она всем существом своим отдалась прелести изящных телодвижений, согласованных с музыкальным ритмом. Ей было теперь уже не до пустых разговоров с своим кавалером, которые нарушили бы только гармонию танца.

Но на этот раз молчальник счел себя, видно, обязанным занять мнимую кузину цесаревны:

— А слышали, графиня, последнюю новость?

— Какую?

— Ось казусное дило: до ужина из дворца ни души уже не выпустят.

— Это почему?

— А потому, что сюда, слышно, пробрался в маске непрошенный гость. Перед ужином все должны будут снять маски; тут его, сиромаху, и сцапают. Нехай Бог его милуе!

Лилли ахнула.

— Но кто это распорядился? — спросила она. — Верно сам герцог?

— Враг его знае. Видел я только, что Липпман вертелся все вокруг него да около; а где этот Искариот, там верно уж какая ни есть каверза и пакость.

Куда девались беззаботность и упоение Лилли! Ей было теперь уже не до менуэта; она то и дело поглядывала на Воронцова, как ни в чем не бывало танцовавшего со Скавронской. С последним же звуком оркестра она подлетела к Воронцову со словами:

— Спасайтесь: вас узнали и хотят арестовать!

IV. С черного крыльца

После своего разговора с Лилли, Самсонов некоторое время еще послонялся по иллюминованному саду. Когда же все маскированные вошли во дворец, и из-за освещенных окон танцовального зала донеслись звуки торжественного марша, он решился попытать счастья: не удастся ли ему также пробраться во дворец.

В дверях парадного крыльца торчал саженный швейцар с золотой булавой, а за ним в вестибюле толпились всевозможные лакейские ливреи.

"Этих дальше не пустили; значит, и мне тут нет ходу, рассуждал сам с собою Самсонов. — Обойдем кругом.»

Со стороны Фонтанки, действительно, оказалось заднее крыльцо, оберегаемое единственным сторожем-инвалидом; но тот сперва также остановил его:

— Куда прешь? Пошел, пошел!

Самсонов стал обяснять, что ему бы только одним глазком взглянуть, как господа там танцуют… Инвалид перебил его:

— Сказано тебе, что дело нестаточное. Отойди до греха!

— Ну, пусти, дяденька, раделец, отец родной! Тебя от того ведь не убудет. Пусти!

— Сказано раз: "не пущу", ну, и не пущу!

Так Самсонов, по всему вероятно, и отехал бы ни с чем, не найди он поддержки в дворцовой служительнице, возвращавшейся в это время с иллюминации тем же черным ходом и узнавшей в нем шуваловского человека.

— Да ублажил бы ты старика: сунул бы грош в зубы, — вполголоса посоветовала она Самсонову.

Он пошарил y себя по карманам: вместо гроша, нашелся там целый алтын.

— На-ка-сь вот, дяденька, на добрую чарку.

Устоять против такого соблазна было уже свыше сил ворчуна. Пробурчав что-то под нос он пропустил обоих.

Хорошо знакомыми ей, видно, закоулками дворца девушка провела Самсонова к винтовой лестнице.

— По этой лестнице, - сказала она, — ты, прямо выйдешь на хоры.

— Ну, спасибо, родная.

На хорах, кроме придворного оркестра Самсонов застал уже десятка два таких же любопытных, скучившихся в сторонке на двух скамейках перед ажурными перилами.

— Не найдется ли, матушка, и для меня местечка? — обратился он к сидевшей с краю на задней скамье старушке, повидимому из придворных приживалок.

Та воззрилась на него и тотчас с готовностью отодвинулась к соседке.

— Как не найтись для тебя, касатик, — найдется.

Отсюда, между голов сидевших на передней скамье, сквозь прорезы в перилах, было видно, как на ладони, все, что происходило внизу, в танцовальном зале. От пестроты и роскоши мелькавших там маскарадных костюмов y Самсонова вначале в глазах рябило. Понемногу он, однакож, пригляделся; а комментарии, которыми обменивались сидевшие около него две кумушки, облегчали ему еще опознаться в этом одушевленном калейдоскопе. Но, любуясь блестящим зрелищем маскарадного бала, он, вместе с тем, не упускал из виду ни швейцарки, ни рыцаря, хотя те ни променада, ни контрданса не танцовали друг с другом.

После контрданса швейцарка на несколько минут исчезла с турчанкой, и когда возвратилась, то на менуэт приняла приглашение рыцаря. Не подозревая, что швейцаркой одета теперь уже не его "молочная сестра", а Скавронская, Самсонов не мог надивиться несвойственной Лилли развязности в обращении с своим кавалером.

Тут к ним подлетает опять турчанка. Что она говорит рыцарю? Наскоро приложившись к ручке своей дамы, он удирает из зала. Знать, не спроста!