Под немецким ярмом

Самсонов так стремительно поднялся с своего места, что привел в сотрясение всю скамейку; обе кумушки сердито на него оглянулись. Но его и след простыл.

Дверь, за которою исчез Воронцов, была в сторону парадного крыльца. Самсонов поспешил туда же. Блогодаря своей ливрее, он не обращал ни чьего внимание. В проходной комнатке около вестибюля он столкнулся лицом к лицу с Воронцовым.

— А я к вам, Михайло Ларивоныч. Вас, верно, хватились?

— Да, хотят, слышно, арестовать. Ожидают только, должно быть, конца бала, чтобы не делать переполоха.

— Так вам бы крадучись уйти.

— Пытался; но y парадного хода стоят два жандарма; а швейцар мне обявил, что раньше ужина никого из гостей не приказано выпускать.

— Из гостей? Так нам, слугам, значит, выходить не возбранено? Переодеться бы вам в мою ливрею и утечь с заднего крыльца.

— А ты сам-то, братец, что же?

— Сам я надену ваши рыцарские доспехи и останусь тут за вас, чтобы вам было время убраться из Питера по добру по здорову.

— Ты, видно, о двух головах! К ужину все ведь должны будут снять маски, и тебе придется также показать свое лицо.

— И покажу.

— Но с тобой чиниться уже не станут…

— Бог милостив. Скажу, что нарядился, мол, в доспехи своего господина сдуру без его ведома, чтобы побывать тоже раз на этаком придворном маскараде. Ну, знамое дело, по головке не погладят, накажуть, а все же не так, как вашу бы милость: вам, офицеру, всю жизнь бы испортили.

— Это-то верно… Ну, Самсонов, золотой ты человек! Этой услуги я тебе во век не забуду. Но где нам переодеться?

— А за переборкой в мужской уборной. Войдем вместе и выйдем вместе: никому и не в домек.

Сказано — сделано. Когда, немного погодя, оба вышли опять из уборной, никому из попадавших им навстречу и в голову не приходило, что шествующий впереди блогородный рыцарь — в действительности слуга, а скромно плетущийся за ним слуга — блогородный рыцарь.

Самсонов от природы был очень приметлив и без затруднение нашел выход из дворцового лабиринта к черному крыльцу. Здесь, кроме дежурного сторожа, стояли теперь также два полицейских аргуса с саблями на-голо. Но ливрейного слугу они выпустили в сад без всяких расспросов, а настоящий слуга в образе рыцаря возвратился опять, скрепя сердце, на парадную половину дворца.

V. Рыцарь и брамин

Из танцовального зала на Самсонова пахнуло тропическою жарой и неулегшеюся еще после танцев пылью, смешанною с запахом человеческого пота и парфюмерных блоговоний. Разгоряченные танцами маски обоего пола расхаживали взад и вперед одиночно или по-парно, прохлаждаясь холодными напитками и мороженым, которые разносились кругом придворными лакееми.

Вдруг к нему подпорхнули две женские маски: швейцарка и турчанка.

— Ты все еще здесь, Мишель? — заметила ему вполголоса швейцарка. — Какое безумство!

— Вы ошибаетесь, Лизавета Романовна, отвечал Самсонов. — Я не Михайло Ларивоныч…

— Это — Гриша! — вмешалась турчанка. — Они верно тоже, как мы, обменялись платьем. Правда, Гриша?

Теперь и Самсонов узнал ее по голосу.

— Правда, Лизавета Романовна, отвечал он. — Михайла Ларивоныча в моей ливрее никто не задержал, и теперь его, верно, уже не ногонят.

— Слава тебе, Господи! — облегченно вздохнула Скавронская. — Но какой ты сам безстрашный! Ведь тебе это так не сойдет. Знаешь что, Лилли: мне уже из реконесанса надо его тоже выручить; я поговорю с цесаревной…

— А я с принцессой! — подхватила Лилли. — Раньше нам с тобой надо, однакож, опять переодеться. А ты, Гриша, тем временем уберись здесь куда-нибудь подальше.

"Ах вы, милые, хорошие! — подумал Самсонов, когда две подруги упорхнули снова вон. — Но куда мне здесь убраться? Разве что в буфет".

И он спросил y проходившего мимо лакее: где буфет?

— А пожалуйте, сударь, за мною, — предложил тот и провел его в длинную стеклянную галлерею, в конце которой был устроен роскошный буфет, а под высокими окнами были расставлены небольшие мраморные столики.

Идя за лакеем, Самсонов расслышал за собою чьи-то семенящие шаги, следовавшие за ним в стеклянную галлерею.

Едва он тут присел за один из свободных столиков, как за соседним столиком расположился маленький толстенький человечек, наряженный индейским брамином, и потребовал себе бутылку шампанского.

"А что ж, не угоститься ли мне тоже всласть, пока еще не посадили на хлеб и на воду?" сказал себе Самсонов и приказал подать себе чего-нибудь посытнее. Минуту спустя столик его был уставлен всевозможною «сытною» снедью: был тут и страсбургский пирог, и балык, и ростбиф…

— В буфете y нас, простите, сударь, одна холодная закуска, — извинился прислужник: — горячая будет к ужину. А из вин что прикажете: легкого какого, али старого бургонского?

— Нет ли y вас простого квасу? — Спросил с полным ртом Самсонов, уписывая страсбургский пирог за обе щеки.

— Простого ква-су? — протянул слуга и отрицательно покрутил головой. — Нет-с, простых русских питий y нас не полагается. Из дамских прохладительных есть оршад, лимонад: оршад первый сорт — из миндаля и апельсинов на «гуляфной» воде, а лимонад — на лучшем «ренском».

— Так дай мне хоть лимонаду, что ли.