Под одной крышей

Луйза варила картошку, они пришли с салом как нельзя кстати. Ласло Ковач на радостях решил во что бы то ни стало раздобыть вина, на улице Яноша Араня у него есть, мол, знакомый, который торгует вином, как-никак, а надо отметить приезд свояка и первые радостные успехи. Винце с трудом удержал его. Он не выносил Лациной болтовни, поэтому Мари сидела как на иголках, боялась, как бы муж не сорвался. А глупый зять опять не в меру расхвастался своими успехами на коммерческом поприще. После освобождения никто еще опомниться не успел, а он уже натаскал домой старых печек и страсть сколько заработал на них! О табаке упомянул лишь вскользь, но зато подробно остановился на своих приключениях во время поездки в провинцию, хотя Мари уже рассказывала мужу об этом. Винце ненавидел таких хвастунов, как Ласло Ковач, поэтому не сдержался и ляпнул вдруг:

— Ты не рассказывай мне об этом, не раздражай своей болтовней.

— Я? Болтовней? — У дворника было такое огорченное лицо, что Мари стало жаль его. Но Винце решил высказать все, раз уж начал:

— Не думал я там, что после освобождения мои родственники займутся торговлей и спекуляцией.

— Тебе легко рассуждать, пришел на все готовое! А на что бы мы жили?

— Сдается мне, да и Мари рассказывала, что Луйзе пришлось хлебнуть из-за тебя горя.

— Луйзе? Ведь я хотел облегчить ее…

— Вот именно хотел, но получилось наоборот. У тебя есть специальность, зачем же заниматься махинациями с табаком и печками?

— Он в этом деле тоже разбирается, — примирительно сказала Луйза.

— Страна лежит в развалинах, сейчас мы начинаем заново ее строить; не станешь же ты утверждать, что, спекулируя табаком, помогаешь восстановлению? Я говорю так не потому, что… что побывал сегодня на фабрике Неменя. Мне и раньше не нравилась твоя болтовня. Ну так вот, то, с чем раньше можно было мириться, сегодня нетерпимо. Теперь на случайный заработок не проживешь, потому что рано или поздно и у нас все будет национализировано, как в Советском Союзе. Надо идти в ногу с коллективом, тогда, свояк, с тобой не случится беды, коллектив будет стоять на страже твоих интересов. А если будешь и впредь так жить, жена твоя надорвется на работе и состарится раньше времени.

— Луйза? — Ласло Ковач посмотрел на жену, на его подергивавшемся носу подплясывали очки, худое и морщинистое лицо стало бледным, и он, терзаемый сомнениями, еще раз повторил: — Луйза? Да как же так, ведь я ради нее стараюсь…

По всему было видно, что он ждал поддержки от жены, но произошло что-то непостижимое… вместо того, чтобы схватить скалку и защитить мужа от обидчика, Луйза в задумчивости убирала посуду. На кухне наступила напряженная тишина, и лишь тихонько посвистывал Винце. Затем он встал, его примеру последовала Мари, к ним подбежал Жига, смирно сидевший до сих пор в углу.

— Подумай об этом, свояк, и не обижайся на меня, я добра тебе желаю.

— Ладно, ладно, — лепетал дворник, провожая гостей до лестничной площадки. — Я и сам уже начал подумывать об этом, так что не считай себя изобретателем пороха. — Смех его получился невеселым и натянутым.

Пока Винце мылся в ванной, Мари сбегала в дворницкую. Застала Луйзу одну, Лаци вышел к воротам прохладиться.

— Мне так неудобно за Винце, — взволнованно оправдывалась Мари, — не успел вернуться… Ты ведь его знаешь, он всегда такой сдержанный… и понимает, сколько хорошего вы оба сделали для меня…

Но Луйза ничуть не считала себя обиженной, наоборот, и лицо и голос ее были необыкновенно радостными.

— Что ты скулишь? Винце сказал правду. Он смог это сделать, а я вот не смогла, и не ломись в открытую дверь, никто твоего мужа не считает в чем-то виноватым.

— Лаци… не обиделся?

— Нет, во всяком случае, мне так кажется. Вы плохо его знаете, считаете немножко придурковатым, но он не глупее других и, думаю, прислушается к словам Винце, чему я буду очень рада, хотя люблю его и таким, какой он есть.

«Проживи я еще хоть тысячу лет, все равно не стану такой доброй, как Луйза! — думала Мари, поднимаясь по лестнице. Мысль эта растрогала ее. — Да разве я одна? Никто в мире не смог бы стать таким, какой была Луйза…» И тут она вспомнила, что обещала сшить Луйзе платье… «С первой же получки непременно куплю материал. Пожалуй, черный шелк. Юци Пинтер скроит… попрошу ее… Юбку сделаю с оборками, воротничок и манжеты — из белого пике, тогда оно не будет старить… Впрочем, можно и какой-нибудь яркой расцветки…» Мари повеселела, мысленно представив Луйзу в новом платье, сердце ее переполнилось нежностью к сестре.