Мари трудно давалось чтение, многие фразы она просто не могла осмыслить, поэтому ограничивалась тем, что прочитывала заголовки военных сводок, напечатанные крупным шрифтом, и короткие сообщения. «Указ Временного национального правительства…», «Созданы комитеты по разделу земли…» Она встала, сунула палец в закипавшую воду, тихонько взвизгнула, отдернула руку, принесла из угла корыто, поставила на стул. В нерешительности потопталась на месте, затем снова взяла в руки газету. Пусть вода закипит. Как жаль, что она не захватила из Буды грязное белье, вполне можно было бы запихнуть в узел и сейчас выстирать заодно и высушить над печкой, выгладить, заштопать до переезда в новую квартиру, если только она у нее будет когда-нибудь.
«В течение недели будет закончен раздел земли в двух затисских комитатах — Чонграде и Саболче. Уже вбиты первые колышки, и первые владельцы земли вступили в свои права…»
Все понятно: комитет по разделу земли!.. Делят землю крупных поместий среди тех, кто нуждается в ней, комитет устанавливает, сколько тому или иному крестьянину полагается выделить. Ведь она изо дня в день слышит о земельной реформе, только не очень-то вдумывается, что это такое.
«Продовольственный заем… Коммунистическая партия Венгрии призывает своих членов, фабрично-заводских рабочих и городских служащих… Впереди идут трудящиеся Чепеля, они приобрели облигаций на один миллион пятьсот тысяч пенгё…»
Один миллион пятьсот тысяч пенгё! Даже представить трудно, сколько денег дали чепельцы. Мари испытала чувство большой гордости, словно она тоже способствовала чем-то такому огромному успеху, в конечном счете она вправе причислять себя к чепельским рабочим, ведь Винце там работал! Все было бы по-другому, если бы Винце находился все время рядом с ней, но вышло так, что она осталась одна как раз тогда, когда еще только начался процесс превращения несмышленой девушки в сознательную женщину… Стоит ли удивляться тому, что она такая темная, не может разобраться в том, что происходит в мире? Всегда в одиночестве, все помыслы ее устремлены на то, чтобы заработать на хлеб насущный… Но чего уж греха таить, она никогда не тяготилась своей темнотой, даже не замечала ее, и вот только теперь остро почувствовала необходимость избавиться от нее; темнота, как тесное платье, давила и душила ее, и ей все чаще приходила в голову мысль расставить это тесное платье.
Мари сложила вчетверо газету и, подойдя к корыту, принялась за стирку. Ей еще надо будет привести в порядок черную юбку, в которой она спала в убежище. После каждой бомбежки она, обливаясь слезами, убирала в ней квартиру. К тому же война скоро кончится, и, как уверяла ее Луйза, Винце вернется домой… Теплые рейтузы плавали на поверхности воды, затем, постепенно намокая, медленно погрузились на дно корыта и распластались там. Мари стояла над ними, прижав к груди мокрые руки. Тогда она не придала особого значения словам Луйзы, пропустила их мимо ушей, но сейчас у нее даже дыхание сперло! Все может быть. Время не стоит на месте, как в период осады, когда дни казались нескончаемыми. Думала ли она тогда о Винце? Нет, во всяком случае редко, и не беспокоилась о нем. Какой же она была глупой и наивной! На прощание Винце сказал ей: «Береги себя, если начнешь тревожиться обо мне, мысленно повторяй: мой муж жив и здоров, он в полной безопасности, потому что в первый же день я перебегу к русским, так и знай». Это было осенью сорок третьего года, с тех пор прошло больше полутора лет, а от Винце не пришло никакой весточки. Собственно говоря — сейчас даже неловко признаваться в этом, — она гнала прочь воспоминания о Винце и упорно, как одержимая, повторяла про себя: мой муж жив и здоров, он в полной безопасности… Между тем всякое могло случиться. Погонят человека на фронт, на передовую. Он осмотрится, найдет лазейку, где можно переползти к русским: скажем, залегли они в кустарнике, позади солдат — сержанты и офицеры, которые почему-то всегда дальше от передовой; солдат тихонечко ползет вперед, метр за метром, там впереди — русские, кусты уже редеют, и вот чистое, вспаханное под озимые поле; солдат вскакивает, бежит, поднимает руки, кричит, и тут выстрел в спину…