Под опекой

1. Поведение, отмеченное утонченной учтивостью, с примесью изысканности и великодушия; соблюдение приличий.

2. Ключевое понятие средневековой культуры, выработанное при дворах вельмож и основанное на теории и практике утонченных отношений между мужчиной и женщиной.

Что ж, все именно так, эта сцена, как минимум сюрреалистическая, вычеркивает обе клеточки. Мужчина выказывает себя любезным, учтивым, изысканным. Просто прелесть. И вот это-то меня и пугает. Его вежливость повергает в ужас. Теперь, когда я с усилием стараюсь припомнить с максимально возможной точностью, как все произошло, я понимаю, что его любезность кажется мне неуместной, она заставляет меня деревенеть, и я не решаюсь спросить, не Трагик ли его послала. Александр будет сердиться, он не поймет, найдет попросту несуразным, что я не задала ему вопроса. Я же – нет. Как бы то ни было, кто же еще, а, если не она? Кажется, мы говорили потом о погоде, об этой осени, больше похожей на лето, об аномально высоких температурах для этого времени года. Я не помню. Разговор течет сам собой. Меня здесь нет. Я включила авиарежим. Мои мысли витают в ожидании продолжения, которого я боюсь и которое следует довольно быстро. Из всех фраз, что он мог произнести, мне запомнилась только одна, и теперь, спустя три года, я понимаю, что все другие, которых я не слушала, наверняка были лишь для поддержания разговора в ожидании подходящего момента, чтобы ее сформулировать. Я вижу его, как будто это было вчера. Это и есть вчера. Он смотрит на часы, улыбается и говорит: Дети уже скоро будут. Я не слышу вопросительного знака в его голосе. Это не вопрос. Он знает, что Лу и Габриэль сейчас придут, что они будут с минуты на минуту и явятся вместе. Очевидность взрывается вместе с моей головой. Он не случайно пришел в четверг после обеда. Нет. Он ЗНАЕТ. Знает, что это единственный день недели, когда дети одновременно выходят из школы, единственный день недели, когда я не приглашаю няню, потому что Лу возвращается на метро с братом. Но откуда, черт возьми, он это знает? Об этом я тоже не смею его спросить. Он наверняка раздобыл расписание детей, ничего особо сложного. Трагик, знающей название их требовательного учебного заведения, надо было всего лишь сделать два звонка, один директрисе начальной школы, другой директору коллежа, а может быть, и одного хватило. Топот на лестнице. А вот и они, радуется он с бесцветным смешком, высокие нотки которого леденят мне кровь. Я вскакиваю, кидаюсь к двери. Скорее! Скорее открыть, пока не зазвенели ключи, скорее нацепить улыбку на лицо, скорее перевести дыхание, притвориться, что все нормально и заставить себя заговорить веселым голосом. Липкие поцелуи, руки хомутиком, Привет, милые, как прошел день? Куртки, маски, рюкзак и ранец с блестками сброшены вперемешку на пол, от которого отскакивает: Кто там? Это спрашивает Лу. У меня, наверно, озадаченный вид, брови домиком, и Габриэль показывает пальцем на мартенсы, ровненько стоящие под батареей. Какие стильные! Рад, что мои ботинки тебе нравятся. Я не успеваю ни ответить, ни вспомнить, что так и не знаю его имени, а он уже в коридоре. Здравствуй, Лу, здравствуй, Габриэль, бросает он с такой естественностью, что я теряюсь. Наверняка репетировал. Да, конечно, дамы заставили его отрепетировать. Здравствуйте, месье, робко отвечает Лу. Зови меня Кузеном, красавица. Кузен? – удивляется Габриэль. Ага, или кузь, или братиш, как тебе нравится, бро! – отвечает он, стукнув кулаком о кулак моего сына. Дабл-чек, вытянутые руки, согнутые колени, правый локоть приподнят, пальцы левой руки буквой V. Он так естественно и с таким совершенством воспроизводит ритуал, который Габриэль сам придумал несколько месяцев назад и постоянно вносит в него изменения, которых мы с его отцом никак не можем запомнить, что я цепенею. Он меня доконал. Значит, это он тоже ЗНАЕТ! А что еще? Габриэль смеется, он впечатлен, пьян от восхищения. Респект, Кузь! Вы, наверно, проголодались, осведомляется самозваный кузен, открывая рюкзак цвета хаки, которого я не заметила раньше. Недолго думая, он извлекает пакетик и без предупреждения бросает его Лу: домашнее печенье мадлен, мадемуазель! Йе-е-е-е! – визжит она. Спасибо, Кузен. Дети в раю. А я в аду.

После этого он пробыл недолго. Сказал: Приятного аппетита, обулся, посмотрел наши семейные фотографии, примагниченные к входной двери, причем смотрел долго, мне показалось, бесконечно долго, да что он там высматривал о нас? потом открыл дверь, вызвал лифт и, перед тем как войти в него, бросил мне До скорого, от которого у меня подкосились ноги.

Значит, он еще придет, ошеломленно повторил Александр.

Да, я поняла.

Но когда?

И главное, зачем?

* * *