Я не могу опираться на свои воспоминания, чтобы рассказать о втором визите кузена три недели спустя. По той простой причине, что меня не было дома, когда он пришел. Или лучше сказать, что он пришел, когда меня не было дома. Мне кажется, так будет вернее, ведь я не могу поверить, что он это сделал не нарочно. Я даже уверена, совершенно уверена, что все было просчитано, что он точно выбрал момент, когда я отлучилась, чтобы явиться вновь. Должно быть, ждал, когда я выйду из дома. Наверно, караулил меня из кафе напротив. Или, может быть, притаился в нашем холле. Он такой ловкий, что вполне мог спрятаться в углу под лестницей, где любила прятаться Лу, чтобы я подумала, будто она пропала. От мысли, что дети оказались с ним наедине, мне физически плохо. Я прекрасно понимаю, что тревожиться бессмысленно, тем более задним числом, но ничего не могу с собой поделать, и сегодня мои пальцы по клавиатуре гонит гнев. Будильник на столике в прихожей показывал 18:20, когда я вернулась. Я выходила в магазин. Обычно, когда в доме чего-то не хватает, я сначала проверяю у детей уроки и только потом выбегаю в супермаркет, он рядом, в соседнем доме, но Габриэлю надо было подготовиться к контрольной по математике, а у него ни угольника, ни циркуля, и я плохо себе представляла, как в таких условиях учить геометрию. Если бы писчебумажный отдел Карфура не был пуст, мне не пришлось бы бежать в Офис Депо в трех автобусных остановках от дома и я бы отсутствовала не так долго. Три года спустя я все еще невольно восстанавливаю всю историю. Он пришел, он пришел! – кричит Лу, прыгая на меня, едва открывается дверь. Мне не надо спрашивать, о ком идет речь. Сердце тоже подпрыгивает в груди. Я еще не сняла пальто и даже не положила сумку, как в коридор выбегает Габриэль с порозовевшими от возбуждения щеками. Слушай, кузь меня спас. Как это – спас? Он за пять минут решил задачу, на которой я застрял, для него это легче легкого. Я не могу опомниться. Значит, он прошел в комнату? А что вы делали потом? Сколько времени он здесь был? Когда в точности ушел? О чем вы говорили? Он сказал, зачем приходил? Вопросы теснятся в моей голове и вырываются изо рта вперемешку, но никто не удостаивает меня ответом, и я кричу, чтобы до них докричаться: Да расскажите же мне, расскажите, что произошло! Вид у меня, наверно, безумный. Эй, мам, успокойся, не нервничай так, велит мне Габриэль. Все хорошо, мы все тебе объясним, успокаивает меня Лу, обнимая. Из их обрывочного, возбужденного рассказа я заключаю, что кузен пробыл не больше двадцати минут. Пять минут на математику, по словам Габриэля, скажем, столько же на разговор, ведь он, полагаю, поговорил, прежде чем начать, и ненамного больше на партию в «Уно», которую сыграла с ним Лу. У него было два раза по +4, так что закончили быстро, уточняет она. Опешив, я ворчу: Сколько раз я вам говорила, никогда не открывайте незнакомым людям! Да, мама, но Кузена же мы знаем. Ответ дочери ввинчивается мне в мозг. Вот так, он с большим отрывом выиграл второй тур, ловко их облапошил. Провел за нос, как в сказке братьев Гримм. Ему даже не понадобилось ни менять голос, ни показывать белую лапку. Двое моих деток глупее семерых козлят. Ни тот, ни другая не видят проблемы. Он такой славный, этот мужик, твердит Габриэль и, забрав свое барахло, возвращается к математике. Да, он очень хороший, подхватывает Лу. Он так жалел, что я проиграла, и обещал мне реванш в следующий раз. В следующий раз?