Под опекой

Я без конца задаюсь вопросом, кто же этот тип, неизменно одетый в темно-синие брюки и пиджак, всегда безупречно отглаженные, как будто явившийся из далекой страны, из другого, давно прошедшего времени. Есть ли у него дети? Или хотя бы семья, старые родители? Где он живет? И как одевается, когда не на работе? Я только один раз видела его вне дома и не сразу оправилась от этого явления. Я заметила его издалека, метрах в пятидесяти, на тротуаре напротив. И узнала только по пуховику цвета электрик. Если бы не он, я бы, наверно, не связала одно с другим, потому что впервые видела его одного, без нас, а без нас он был непохож на себя. Мне, во всяком случае, он показался другим. Взгляд, манера держаться – все в нем изменилось. Тогда я поняла, что с нами он играет роль, и это роль на сопротивление: он наверняка придумал себе походку, повадку, манеру говорить, может быть, даже думать. Прежде я не представляла его себе актером на сцене Государства, которому платят единственно за его работу: надзирать и наказывать. Он остановился у аптеки напротив нашего дома. Я думала, что он зайдет, но нет. Он открыл рюкзак, достал телефон, еще выключенный, включил его, что заняло несколько секунд. Мне бы идти дальше, преодолеть разделявший нас десяток метров, шагнуть ему навстречу, как ни в чем не бывало, с деланно непринужденным видом, как будто я только что его увидела, поравнявшись с ним, А, это вы! с удовольствием подслушать его разговор, выбить его из колеи, пусть он, может быть, даже вздрогнет. Ему пришлось бы поздороваться со мной на тротуаре, здравствуйте, здравствуйте, и я могла бы услышать его голос и проверить, тот же ли он, что дома, или звучит иначе на улице, но нет. Ни малейшего желания показываться с ним. Представьте, что мимо прошел бы сосед, что Моргана, Мишель Норман или кто-то из Бершонов вернулся домой именно в это время и наткнулся на нас, оживленно беседующих. Нет, слишком рискованно. И потом, главное, было немного страшно, но упоительно, какая-то мстительная радость в том, что я вижу его, а он меня не видит, в кои-то веки роли поменялись. Я предпочла воспользоваться этим небывалым случаем, еще понаблюдать за ним, пока он не заметил, продлить запретное удовольствие как можно дольше. Я едва успела спрятаться за газетным киоском, когда он поднял голову и посмотрел в мою сторону. Он присел, чтобы позвонить, на зеленую скамейку напротив аптеки, и я дорого бы дала, чтобы узнать, с кем он говорил. Я была почти уверена, что с ними, мадам Трагик и мадам Брюн, во всяком случае, с одной из них. Но может быть, я ошибалась, фантазировала, может быть, он говорил вовсе не о нас, просто звонил своей жене, своим детям, своему парню, откуда мне знать, возможно все, ведь мы ничего о нем не знали, несмотря на все попытки его разговорить. Его звонок длился довольно долго, минут пять-шесть, я бы сказала, потом он отключился, убрал телефон в рюкзак и достал серебряную зажигалку Зиппо. Я увидела, как она блеснула на расстоянии, и мне даже почудился запах бензина, когда он прикурил сигарету. Это меня разозлило, нечего было повторять нам днями напролет, что курение убивает! Я задумалась, как же ему удается никогда не пахнуть табаком. Для этого у него, наверно, тоже был какой-то хитрый ход. Он затянулся, убрал в карман пачку, не исключено, что ту самую, которую я припрятала несколько дней назад, да так и не нашла, и пошел дальше. Мне захотелось узнать, куда он идет. Ноги сами понесли меня за ним, еще прежде чем я решила. Александр и дети поступили бы так же, они заверили меня в этом, когда я им все рассказала, вернувшись домой, с еще бьющимся в горле сердцем. Я как будто попала в фильм. Я играла Мегре-хвоста, это было безумно и страшно. Разумеется, я боялась, что он меня засечет. Но меня хватило ненадолго, я потеряла его след очень быстро, увы. 62-й обогнал меня и затормозил метрах в двадцати, я поняла, что кузен рассчитывает успеть на него, когда он побежал с поднятой рукой, делая знак шоферу подождать. Ему понадобилось всего несколько секунд, чтобы добежать до остановки. Я увидела, как он бросил окурок в водосточный люк и вскочил в автобус, двери автобуса закрылись, я представила, как он прикладывает свою проездную карту к валидатору, шофер тронулся, и все кончилось, больше я ничего не видела. Конец слежки.

* * *