Под опекой

Но как мы могли возомнить себя снова хозяевами нашей судьбы на заре 2021-го? На костер наши мечты о вновь обретенной свободе и возвращении к нормальной жизни. Все желания, которые мы загадали на английском, подражая акценту «френчи» моего брата, совершенно пьяные, в ночь с 31 декабря на 1 января, рассеялись как дым. Я видела, как они поднимаются в небо, когда выходила из такси, которое привезло нас с Северного вокзала. Обнаружив, что окна в гостиной светятся, я все поняла. Александр тоже заметил свет, когда поднял голову к нашим окнам, набирая код, и начал орать на детей. Кто-то из вас опять забыл погасить? Вы понимаете, какой это расход? У меня не хватило духу его разубедить, но я нашла в себе мужество, сама не знаю как, упредить противника. Я поднялась пешком, пока он с грехом пополам втискивался в лифт с детьми и чемоданами. Так я пытаюсь смягчить падение. Их падение. Наше падение, всех четверых. Я вставила ключ в замочную скважину, и мне, конечно, не понадобилось отпирать. Его С Новым годом, Амели даже не удивило меня. Но видеть его, видеть снова, в моем переднике, том самом, зеленом, с надписью Я шеф, вышитой красными буквами по-английски, мне невыносимо. Что вы здесь делаете? Happy new year [8], кузен! радостный крик ворвавшейся Лу заглушает мой вопрос. Александр за ее спиной, с рюкзаком на плече и чемоданом в руке, задает тот же самый. Его ошеломленное лицо исказилось. Веки, скулы, ноздри, рот, подбородок, все дрожит. Но его брошенный на меня тревожный взгляд пугает меня меньше, чем глаза Габриэля. В них горит злоба и нестерпимое чувство вины, которые, я это знаю и, увы, ничем не могу помочь, снедают его и до сих пор. Я подумал, вы устанете с дороги и будете довольны, что вас ждет хороший ужин, присаживайтесь, все готово, объясняет мне Кузен, указывая на стол в гостиной. Настоящий новогодний стол. Он постелил одну из моих белых вышитых скатертей, посыпал ее моим золотым конфетти, достал столовое серебро, мои салфетки с блестками и бокалы на высоких ножках, в которых красуются бумажные салфетки из «Монопри», он даже потрудился сложить их веером. Лу присвистнула, любуясь результатом. Для поддержания разговора кузен объясняет, что приготовил ужин из того, что оставалось в холодильнике, где он и не рассчитывал найти столько чудес: курица, картофель фри и даже копченая лососина. Это заслуга твоей предусмотрительной мамы, отвечает он Лу, которая не скупится на похвалы. Даже Габриэль, поначалу сдержанный, начинает улыбаться, рассказывая про нашу поездку в Лондон, но Александр молчит на протяжении всего ужина. Мне тоже довольно трудно ломать комедию и изображать мать семейства, счастливую, что не надо стоять у плиты. Зайди к нам кто-нибудь в этот момент, что бы он увидел? Какое зрелище являли мы все вместе за столом? Мне хочется только одного: поскорее с этим покончить и чтобы он ушел. Но вечер затягивается, и у меня такое чувство, что ему доставляет извращенное удовольствие тянуть время, предлагая детям добавки, засыпая их вопросами, запрещая мне потом убрать со стола, мы с Александром сами! У меня и так дел хватает, это правда, хлопот полон рот. Разобрать два чемодана и загрузить цветное в стиралку, прежде чем лечь. Держитесь, желает мне кузен, когда наконец уходит. Хлопает дверь, заглушая наши вздохи облегчения. Лицо Александра, когда он заканчивает убираться в кухне, красноречиво говорит о степени его раздражения. Я тоже на пределе. Злость и напряжение, накопившиеся за ужином, стучат в висках. И вдобавок вы все уложили ваши сумки кое-как! Никаких сил нет, чтобы разобрать и аккуратно сложить всю эту одежду. Дети, идите помогите мне. Кажется, будто я говорю со стенами. Ну же, пожалуйста. Не докричаться. Дети слишком довольны, оказавшись в своих комнатах, и притворяются глухими. Габриэль, ответь мне, эти спортивные носки твои или папины? Полуголый, в наушниках, врубив рэп на полную мощность, сын вряд ли меня услышит. Отжимания в половине одиннадцатого, нет, я сплю! Живо под душ, а то я рассержусь. А ты, Лу, убери эту мангу, надевай пижаму и иди чистить зубы. Стиралка оглушительно звенит. Ты слышишь, мама? Да, спасибо, моя козочка, иду. Лучше тебе лежать в постели, когда я вернусь. На бельевой веревке нет места. Мне нужны три вешалки, чтобы повесить рубашки. Разумеется, никто мне их не принесет. Достало! Из-за спешки и раздражения я стукаюсь мизинцем ноги о колесико красного чемодана, открывая шкаф. Какая боль! Твою большую ароматическую свечу куда убрать? – спрашивает меня Александр, который уже наводит порядок в гостиной. Куда хочешь, мне плевать. Давай-ка, Лу, зубы, скорее! Все разбросано, диски, свитеры, плюшевые игрушки, комиксы, рыцари, джинсы, каскетка, динозавры, кроссовки и лазерный меч свалены на полу. Я больше не могу. Дети, идите за подарками! Угу, мам, две секунды. Нет, сейчас же! Тебя поди пойми, я думал, ты хочешь, чтобы я пошел в душ, парирует Габриэль и запирается в ванной. Меня прорывает. Я ору: Я десять раз вас звала, все очень просто, или вы сейчас же забираете ваши подарки, балованные паршивцы, или, клянусь, я их выброшу в окошко и вас заодно! Вне себя, я подкрепляю слово делом и уже берусь за шпингалет, как вдруг раздается звонок, действующий на меня как электрошокер. Расстроенное лицо Александра удесятеряет мой страх, но выводит из оцепенения. Глазок подтверждает: это он, там, стоит за дверью. Моя челюсть так дрожит, что не может удержать раздвинутые в улыбке губы, когда я встречаю улыбку кузена. Он избавляет меня от приветствия, ведь мы только что простились, но предлагает свои услуги как ни в чем не бывало, я даже почти готова убедить себя, что он ничего не слышал, но нет, конечно же, он все слышал. Все. Я могу вам помочь, Амели? Я пытаюсь выглядеть непринужденно и отвечаю самым спокойным голосом, на какой только способна: Нет, спасибо, все в порядке, мы ложимся спать. Ладно, тогда спокойной ночи, Амели, бросает он в ответ и сбегает вниз по лестнице.