Под осенней звездой (пер. Благовещенская)

Я брожу по острову и, по своему обыкновенію, думаю о томъ и о другомъ. Покой, покой! Мн кажется, что каждое дерево въ лсу изливаетъ на меня небесный покой. Я замчаю, что маленькихъ птичекъ остaлось очень мало; только вороны молча перелетаютъ съ мста на мсто и тяжело опускаются на землю. Отъ времени до времени кисти рябины падаютъ съ деревьевъ и тонутъ въ густомъ мх.

Быть можетъ, Гриндхюсенъ и правъ, что человкъ всегда можетъ какъ-нибудь пробиться и приспособиться. Я не читалъ газетъ дв недли, а я живу тмъ не мене, мн даже хорошо, я совершенствуюсь въ смысл пріобртенія внутренняго мира, я пою, я стою съ непокрытой головой и любуюсь по вечерамъ на звздное небо.

Въ послднія восемь лтъ я сидлъ въ кафе и возвращалъ лакеямъ вилку, когда она не была достаточно чиста, но здсь у Гунхильдъ я вилки не возвращаю! «Замтилъ ли ты, — говорю я самъ себ, - что когда Гриндхюсенъ зажигалъ трубку, то онъ держалъ въ пальцахъ спичку, пока она не сгорла почти вся, и при этомъ онъ не обжегъ себ пальцевъ?» Я обратилъ вниманіе также и на то, что по его рук ползла муха, но онъ ее не согналъ, а можетъ быть, онъ даже и не почувствовалъ ея. Вотъ какъ настоящій мужчина долженъ относиться къ мухамъ.

Вечеромъ Гриндхюсенъ садится въ лодку и отчаливаетъ отъ острова. Я брожу по берегу залива, напваю, бросаю въ воду камни и вытаскиваю на берегъ плавающія полнья. Небо усяно звздами, и луна ярко сіяетъ. Часа черезъ два Гриндхюсенъ возвращается, и въ лодк у него цлая коллекція инструментовъ. «Онъ наврное гд-нибудь стащилъ ихъ», — думаю я. Мы длимъ между собою ношу, взваливаемъ ее себ на плечи и прячемъ инструменты въ лсу.

Между тмъ, наступила ночь, и мы расходимся по домамъ.

На слдующій день домъ окончательно выкрашенъ, но чтобы выработать полный день, Гриндхюсенъ идетъ рубить дрова до шести часовъ. Я беру лодку Гунхильдъ и отправляюсь на рыбную ловлю, чтобы не присутствовать при его уход. Рыба не ловится, мн холодно, и я часто смотрю на часы. «Ну, теперь его уже тамъ больше нтъ», — думаю я и около семи часовъ отправляюсь домой. Оказывается, Гриндхюсенъ уже переправился на материкъ; онъ окликаетъ меня съ берега и прощается со мной.

Мое сердце радостно забилось, словно раздался голосъ изъ далекой поры молодости, изъ Скрейи, звучавшій цлый вкъ тому назадъ.

Я переправляюсь къ нему на лодк и говорю:

— Справишься ли ты одинъ съ рытьемъ колодца?

— Нтъ, мн придется взять еще кого-нибудь съ собой.

— Такъ возьми меня! — сказалъ я. — Подожди здсь, я только пойду разсчитаюсь.

Но едва я отчалилъ отъ берега, какъ Гриндхюсенъ крикнулъ мн:

— Нтъ, уже надвигается ночь. А кром того, ты врно болтаешь зря?

— Подожди нсколько минутъ. Мн необходимо только създить на островъ.

И Гриндхюсенъ услся на берегу залива. Онъ врно, вспомнилъ, что у меня оставалось еще немного отличной водки въ бутылк.

IV

Была суббота, когда мы пришли въ усадьбу священника. Посл долгихъ колебаній Гриндхюсенъ согласился взять меня въ помощники. Я закупилъ провизіи, купилъ себ рабочій костюмъ и стоялъ теперь въ блуз и высокихъ сапогахъ. Я былъ свободенъ, никто меня не зналъ. Я выучился ходитъ большими тяжелыми шагами, а что касается до пролетарской вншноcти, то какъ мое лицо, такъ и руки уже раньше этимъ отличались. Намъ разршили жить въ усадьб, а харчи мы могли себ готовить въ пивоварн.

И вотъ мы начали рыть.

Я хорошо длалъ свое дло, и Гриндхюсенъ былъ мною доволенъ.

— Вотъ увидишь, изъ тебя еще выйдетъ работникъ хоть куда, — сказалъ онъ.

Черезъ нсколько времени къ намъ вышелъ священникъ, и мы ему поклонились. Это былъ пожилой человкъ, говорившій медленно, какъ бы обдумывая свои слова. Его глаза были окружены цлой стью морщинъ, которыя какъ будто образовались вслдствіе непрерывнаго добродушнаго смха. Онъ извинился передъ нами и сказалъ, что съ курами нтъ никакого сладу и что он постоянно забираются въ садъ, а погому онъ попросилъ бы насъ сперва поправить немного заборъ въ нкоторыхъ мстахъ.

Гриндхюсенъ отвтилъ, что, конечно, этой бд можно помочь.

Мы отправились въ садъ и начали чинить заборъ. Въ то время, какъ мы работали, къ намъ подошла молоденькая двушка и стала смотрть на нашу работу. Мы поклонились ей, и она показалась мн прекрасной. Потомъ къ намъ подошелъ также мальчикъ-подростокъ; онъ смотрлъ на насъ и задавалъ намъ множество вопросовъ. Это были наврное братъ и сестра, Работалось такъ легко, пока эти молодыя существа стояли и смотрли на насъ,

Но вотъ наступилъ вечеръ. Гриндхюсенъ ушелъ къ себ домой, а я остался въ усадьб. Я ночевалъ на чердак.

На другой день было воскресенье. Я не посмлъ надть свое городское платье, такъ какъ боялся показаться слишкомъ наряднымъ, но я вычистилъ свой рабочій костюмъ и пробродилъ по усадьб все это тихое воскресное утро. Я болталъ съ работниками и, по ихъ примру, шутилъ съ работницами. Когда въ церкви зазвонили, я послалъ къ господамъ за молитвенникомъ, и сынъ священика вынесъ мн его. Самый большой изъ работниковъ далъ мн надть свою куртку, но она все-таки оказалась мала для меня. Однако, когда я снялъ блузу и жилетъ, она кое-какъ влзла на меня, и я отправился въ церковь.