Под покровом небес

— Да так, проведем учение, — к чему-то прислушиваясь, сказал Иван.

Песчаник, лишь стоило к нему прикоснуться, рассыпался как труха. На гору подняться в этом месте Иван все же смог бы, но вот грузный тяжелый Вальченко с мешком, набитым дисками с патронами — в бою некогда будет вставлять патроны в диск, подняться здесь не мог. Пришлось брать еще правее, где подъем был не так крут.

За то время, пока сержант Соловьев с рядовым Вальченко поднимались в гору, батарея начала втягиваться на дорогу, ведущую на перевал.

Когда первая лошадь с навьюченным минометом поравнялась со скалой, Иван наконец-то взобрался на вершину, но ни отдышаться, ни даже смахнуть пот ему не пришлось — длинной очередью, держа пулемет на весу у бедра, он в упор расстрелял японский пулеметный расчет, который уже держал на прицеле первый минометный расчет и потому не заметил поднимавшихся в гору русских.

В ответ с соседних вершин по сержанту Соловьеву ударили винтовочные выстрелы, застрочил пулемет. Иван, пригнувшись, прыгнул в пулеметное гнездо, которое устроили японцы, и, оттолкнув труп японского солдата, открыл ответный огонь.

Он слышал, что внизу, там, где находится батарея, рвутся ручные гранаты, бьют пулеметы, гвоздят винтовочные выстрелы, но даже взглянуть туда не мог — почти беспрерывно бил и выбивал — видел, как от его очередей падают вражеские солдаты, не защищенные, потому что не ожидали нападения с этой стороны, временными, ни тем более долгосрочными укреплениями, потому что засада была организована наспех — рассчитана на внезапную вероломность.

Но вот диск последний раз крутнулся, и пулемет замер. Иван с горечью бросил пулемет, вырвал чеку из гранаты, давая японцам подойти поближе.

«Ну, видно, судьба такая — погибнуть в этом году», — хладнокровно подумал Иван, и в это время через бруствер, сложенный наспех из камней, перевалилось тело рядового Вальченко. С трудом подтолкнув мешок с патронами Ивану, он прохрипел:

— Кажется, зацепило. — На его губах выступила кровавая пена.

— Спасибо, — крикнул Иван и, зло матерясь, бросил гранату в сторону подбегавших японцев.

И опять забил РПД сержанта Соловьева, давая время батарее и взводу охранения отступить, чтобы организовать оборону.

А синие глаза рядового Вальченко неподвижно смотрели в голубое небо Маньчжурии, и не было у Ивана ни минуты времени, чтобы закрыть глаза героя, пока на Северный Китай не опустилась ночь и на помощь батарее не подошел батальон пехоты.

И еще был один бой у сержанта Соловьева с японцами. В предместье Лей Шу Хан. Бой со снайпером смертником. Бой, в котором опять погиб второй номер пулеметного расчета; бой, в котором был дважды легко ранен сержант Соловьев; бой, за который он получил второй орден Красной Звезды. И все. Девятого августа началась война — девятнадцатого японцы начали почти повсеместно сдаваться. Три боя за десять дней войны. По одному победному бою за каждого из своих погибших братьев, а за честь деда постоять не смог — не получилось лично участвовать в освобождении Дальнего и Порт-Артура.

7

Прошло сорок пять лет. Соловьев Иван Иванович, похоронив жену, жил в двенадцатиметровой комнате с печным отоплением. Единственная дочь работала в местном краеведческом музее экскурсоводом. У нее был сын — Петька и комната в рабочем общежитии, которую ей выделили как молодому специалисту. Комната отапливалась плохо, внук часто болел: температурил, кашлял. И Иван Иванович, который ждал благоустроенного жилья уже не один десяток лет, решился. Пошел сначала в исполком, где он стоял на очереди, а потом в райком партии, который располагался в этом же здании.

В райкоме он, как будто только этим и занимался всю жизнь, направился в приемную первого секретаря. Дорогу преградила секретарша. Еле сдерживаясь, чтобы не вспылить, Иван Иванович из внутреннего кармана пиджака с орденскими планками на левой стороне вынул тонкую красную книжицу с изображением основателя и положил ее на стол:

— Я выхожу из вашей партии, — дрогнувшим голосом сказал старик.