Под розами

Рожа у него была такая, как будто я говорю по-китайски. Вернее, нет. Я не так выразился, учитывая, что Эдуард свободно на нем говорит – по его словам, надо быть круглым идиотом, чтобы в сегодняшнем мире не выучить китайский, это должно быть обязательным, как с английским. Так или иначе, он делал вид, что не понимает, зачем мне так уж нужно быть с родными накануне вечером. А главное, как это может служить оправданием для отмены решающего ужина с крайне перспективным клиентом, которого я обрабатывал несколько месяцев и сделка с которым была страшно выгодна для фирмы.

– Окей, только без глупостей, ладно? – наконец уступил он. – На презентации ты будешь. Не подведешь меня. Знаешь, вообще-то лучший способ справиться с горем – это снова погрузиться в работу, немедленно.

Я хотел было послать его лесом, но в итоге кивнул, отказался от первоначальных своих планов: остаться после похорон еще на денек и на уикенд, раз уж так совпало. Само собой, он может на меня рассчитывать, сволочь. Чувств как у улитки, одна говенная позитивность. И долбаная динамичность. И патерналистская чушь о том, как он якобы заботится о благополучии служащих: свободный график, куча пространств для отдыха, полон рот дружелюбной атмосферы, развеселые семинары для поддержания командного духа и сплоченности. А взамен вас душевно просят быть безропотными крепостными.

Я нажал на иконку “создать новое сообщение”. Открылось окно, и я вбил в адресную строку имейл Лиз. Столько лет прошло, вряд ли адрес еще рабочий. Но я все-таки написал пару строк. Отец только что умер, я приехал на похороны, думаю приехать еще раз на уикенд, позаботиться о матери (зачем я это пишу? Что за детский сад? Можно подумать, мать нуждается в чьей-то “заботе”. Стер и написал “побыть с матерью”). Если у нее случайно найдется свободная минутка, я был бы рад с ней повидаться. Перечитал и понял, до чего это воняет эмоциональным шантажом. А еще – что попытка обречена на провал. На кой черт я ей сдался? У нее есть Эрик. Двое детей. Своя жизнь, в которой я не появлялся долгие годы. Свой шанс я упустил, притом давно, и никто об этом не жалеет, кроме меня. Небось и не вспоминала обо мне. Я все стер, закрыл компьютер и растянулся на кровати. И тут на меня навалилась печаль. Тяжелая как свинец. Всю последнюю неделю так было. Накатывало волнами. Огромные массы воды бились об меня, я тонул, задыхался. Мне вспомнился Эдуард с его фигней про горе. Моральный дух за три дня. Смерть отца – это для лузеров. Если и есть сфера (их немного, но, по-моему, они есть), где для меня не работает лозунг “хотеть – мочь”, то вот она. Я в этом убедился, когда отца потеряла Лиз. Я тогда был в первых рядах. Своими глазами видел, что такое настоящая опустошенность, острейшая боль, истошный крик. А в последние месяцы у меня было впечатление, что я теряю отца беспрерывно. Как будто он все умирал и умирал, раз за разом. Началось с вердикта врачей. Продолжилось после госпитализации. Потом он впал в беспамятство. Обезболивание. Паллиативный уход. Сама кончина. Завтра будут похороны. И все это будет продолжаться долгие дни, месяцы, годы. Каждый раз, вспоминая, что он умер, я буду терять его снова и снова. Каждый раз, когда, на пару часов забывшись, опять подумаю о нем. Каждый раз мне придется повторять это себе, чтобы усвоить. Каждый раз придется сознавать, что его больше никогда не будет. Окончательно. Бесповоротно.

Я услышал шаги в коридоре. Зажегся свет. Дверь у меня была открыта. Я увидел мать, полусонную, утопающую в ночной рубашке. В туалет пошла, наверное. Наши глаза встретились.

– Не спишь? – спросила она.

Я пожал плечами.

– А ты?

Она покрутила рукой – более или менее.

– Брат твой приехал?

– Да. Он у себя.

Она вдруг просияла. Как же меня это взбесило: прямо лучилась радостью, что старший сын здесь. Придушил бы.

– Вот видишь? – бросила она, словно поучая неразумного ребенка. – Я же говорила, он приедет. Я была уверена.

– Почему ты нам не сказала, что он приходил навестить папу? – Голос у меня звучал резче, чем мне хотелось.

Мама попятилась. Ушла в оборону, я отлично видел.

– Что? Ты о чем?

– Мама. Прекрати…

– Что прекрати? Это он вам сказал?

Я кивнул. Она покачала головой:

– Я… я просто забыла. Все было так… В последнее время… Я не подумала. Вылетело из головы. И потом, это было их дело, их двоих. Никого больше не касалось. Не имело к вам никакого отношения. Но, если хочешь, мы об этом поговорим, позже. Сейчас надо спать. Пойду лягу.