Встречаясь с Франсуазой в тот момент (Франсуаза говорила «в самый полдень»), когда та, в красивом чепце, окруженная всеобщим почтением, шествовала вниз «обедать с прислугой», г-жа де Вильпаризи останавливала ее и расспрашивала о нас. И Франсуаза потом передавала нам по поручению маркизы, подражая ее голосу и стараясь дословно цитировать слова, искажая их, впрочем, ничуть не меньше, чем Платон Сократа или святой Иоанн Иисуса: «Она сказала, передайте им от меня поклоны». Франсуазу эти знаки внимания искренне умиляли. Хотя когда бабушка уверяла, что в свое время г-жа де Вильпаризи была очаровательна, Франсуаза ей не верила, убежденная, что бабушка привирает в интересах своего класса, ведь богатые всегда держатся друг за дружку. Правда, от былой красоты маркизы мало что осталось, и чтобы распознать ее следы, требовалось такое художественное чутье, какого у Франсуазы не было. Ведь чтобы представить себе, как прелестна когда-то была старуха, нужно не только видеть, но и интерпретировать каждую черту лица.
— Нужно мне как-нибудь у нее спросить, не ошибаюсь ли я, не состоит ли она в родстве с Германтами, — сказала бабушка, вызвав у меня взрыв негодования. Как я мог поверить в родственные узы между двумя именами, из которых одно вошло в меня через низенькую и постыдную калитку опыта, а второе через золотые ворота воображения?
Уже несколько дней мы часто видели, как мимо в роскошном экипаже проезжает высокая, рыжая, красивая, несколько носатая принцесса Люксембургская[180], приехавшая на несколько недель на курорт. Ее коляска остановилась перед отелем, лакей пошел переговорить с директором, а потом вернулся к карете за прекрасными фруктами (они, как сам залив, в одной корзине соединяли все времена года); к ним прилагалась карта «Принцесса Люксембургская», на которой было приписано несколько слов карандашом. Какому августейшему постояльцу, путешествующему инкогнито, предназначались эти сливы цвета морской волны, светоносные, шаровидные, напоминавшие округлость моря, эти прозрачные виноградины, подвешенные на ветках, сухих, как ясный осенний денек, эти груши цвета небесного ультрамарина? Не могло же быть, что принцесса собиралась навестить бабушкину подругу. Однако назавтра вечером г-жа де Вильпаризи прислала нам кисть свежего золотистого винограда, и сливы, и груши, которые мы тоже узнали, хотя сливы, как море к часу нашего ужина, стали сиреневыми, а по ультрамарину груш поплыли розовые облачка. Через несколько дней мы встретили г-жу де Вильпаризи, выходя с симфонического концерта, который по утрам давали на пляже. Я был убежден, что произведения, которые я услышал (прелюдия из «Лоэнгрина», увертюра к «Тангейзеру» и т. д.), выражают самые высокие истины, я изо всех сил пытался воспарить, чтобы до них дотянуться, и в надежде их понять извлекал из себя и передавал им всё, что было во мне лучшего и значительного.