Так вот, выйдя с концерта, мы с бабушкой по дороге в отель ненадолго остановились на молу, чтобы перекинуться словцом-другим с г-жой де Вильпаризи, сказавшей, что она заказала для нас в отель горячие сэндвичи с сыром и ветчиной и яичницу со сметаной, и тут я издали увидел, что в нашу сторону идет принцесса Люксембургская, слегка опираясь на зонтик, словно сообщая своему высокому статному телу этот легкий наклон, придавая ему изгиб, столь ценимый женщинами, слывшими красавицами в эпоху Империи, умевшими опустить плечи, выпрямить спину, подобраться, напрячь ноги, чтобы всё тело слегка витало, наподобие шелкового платка, вокруг самой сердцевины пронзавшего их корпус невидимого негнущегося и наклонного стебля. Каждое утро она совершала прогулку по пляжу в тот час, когда почти все уже шли обедать после купания; сама она обедала только в половине второго и возвращалась к себе на виллу гораздо позже, когда купальщики расходились и пустынный мол плавился от жары. Г-жа де Вильпаризи представила ей бабушку, хотела представить и меня, но ей пришлось спросить мою фамилию, потому что она ее не помнила. Возможно, она ее никогда и не знала или во всяком случае давным-давно забыла, за кого бабушка выдала замуж свою дочь. Казалось, эта фамилия произвела на г-жу де Вильпаризи сильное впечатление. Тем временем принцесса Люксембургская протянула нам руку и время от времени, болтая с маркизой, оборачивалась и одаряла нас с бабушкой кротким взглядом и улыбкой, к которой словно примешивался робкий росток поцелуя — так улыбаются младенцу с нянькой. Она, наверно, просто не хотела, чтобы мы думали, будто она парит высоко над нами в высших сферах, но неточно оценила расстояние, и из-за ошибки в расчетах ее глаза затопило такой добротой, что казалось, она вот-вот потреплет нас рукой, как двух симпатичных зверушек, которые тянут к ней головы из-за решетки в зоологическом саду. Причем образ зверей в Булонском лесу тут же разросся в моем воображении. В этот час по молу бродили крикливые разносчики, торговавшие пирожными, конфетами, булочками. Не зная, что бы такого сделать, чтобы выразить нам свое благоволение, принцесса остановила первого попавшегося торговца, у которого раскупили уже всё, кроме одного ржаного хлебца, из тех, которые крошат уткам. Принцесса купила его и сказала мне: «Это для вашей бабушки». Но протянула она этот хлебец не ей, а мне, со словами: «Вы отдадите его ей сами», считая, вероятно, что мое блаженство будет полнее, если между мной и зверьми не останется посредников. Приблизились другие разносчики, она набила мне карманы всем, что они продавали, пакетиками, перевязанными тесемками, вафельными трубочками, ромовыми бабами и леденцами. Она сказала мне: «Угоститесь сами и поделитесь с бабушкой» — и велела негритенку в алом атласном наряде, следовавшему за ней по пятам, к восторгу всего пляжа, расплатиться с разносчиками. Потом она распрощалась с г-жой де Вильпаризи и нам тоже протянула руку, показывая, что обходится с нами по-дружески, так же как со своей приятельницей, и мы можем ею располагать. Однако на этот раз на шкале живых существ она отвела нам место чуть повыше: свое равенство с нами принцесса обозначила обращенной к бабушке нежной материнской улыбкой, точь-в-точь как улыбаются мальчугану, прощаясь с ним как со взрослым. В силу чудодейственной эволюции бабушка оказалась уже не уткой и не антилопой, но — как выразилась бы г-жа Сванн — «беби». Наконец, трижды с нами распрощавшись, принцесса Люксембургская продолжила прогулку по залитому солнцем молу, изгибая свой великолепный стан, обвивавшийся, как змея вокруг палки, вокруг сложенного белого зонтика с голубым рисунком, на который она опиралась. Впервые в жизни я видел настоящее высочество — я говорю «впервые», потому что принцесса Матильда была совершенно не похожа на принцессу. Впрочем, как мы увидим позже, вторая принцесса своей благосклонностью удивила меня не меньше первой. На другой же день я узнал, какую форму принимает любезность высокородных особ, добровольных посредников между государями и обывателями; г-жа де Вильпаризи сказала нам: «Она вами очарована. Это женщина большого ума и очень сердечная. Она не то что большинство величеств и высочеств. Достойнейшая особа!» И с убежденным видом, в восторге, что может нам это сказать, добавила: «Думаю, она будет очень рада видеть вас опять».
Однако тем же утром, расставшись с принцессой Люксембургской, г-жа де Вильпаризи сказала мне нечто, поразившее меня еще больше и не имевшее ничего общего с любезностью.
— Вы сын директора министерства? — спросила она. — Говорят, что у вас очаровательный отец. Он сейчас путешествует по прекрасным местам.
За несколько дней до того мы узнали из маминого письма, что отец с г-ном де Норпуа, путешествуя вместе, потеряли багаж.