– Расскажи, как ты из воина, стал монахом? – буркнул Сигурд, не прекращая игры, сосредоточив всё своё внимание на доске с фигурами.
Бернард вздрогнул, прикрыл глаза, пытаясь отогнать от себя тяжкие воспоминания, но воле конунга перечить не мог, не имел права.
– В одной из битв, я попал в плен к язычникам… Я был ранен, вот этот шрам, я получил в той битве, – Бернард провёл пальцем по багровому шраму, пересекавшему всё его лицо, – и меня обессиленного, они утащили высоко в горы… Не знаю, хватит ли мне слов, чтобы рассказать, как они пытали меня… Каждую ночь, кошмарные воспоминания… Вот, видишь, – Бернард спустил с плеча рясу, показывал свои новые шрамы, – меня жгли огнём, выпытывая, сколько за меня можно получить выкупа и кто его заплатит… А когда они поняли, что я беден, и выкупа им не видать, они стали, ужасными мучениями принуждать меня…отречься от Христа, изменить…принять их веру… Не таясь скажу, мне было страшно! Ещё бы день, миг…и я сломаюсь…упаду перед ними на колени… Меня бросили в клетку на скале, где я сидел, под палящим солнцем днём, и ледяным холодом ночью… Подо мною пропасть, и разжиревшие птицы-падальщики, кружились вокруг, намереваясь выклевать у меня глаза или вырвать кусок плоти… Крики, стоны пытаемых…Мольбы о пощаде…плач… Рядом со мной, висела клетка, где был один рыцарь из Лангедока… Не человек уже, скелет…без глаз, выклеванных птицами, с переломанными руками и ногами, он не мог отбиваться, и птицы рвали его тело… Весело так, довольно гомонили, пируя кружась над ним… Но дух его был не сломлен! И он не молил о пощаде, а из последних своих сил, возносил молитвы Иисусу Христу и Деве Марии! И он не просил за себя, он вымаливал у Бога лишь процветания Христианства, победы веры Христовой, над всеми язычниками! И вот тогда, на меня нашло озарение, и я дал обет, посвятить всю свою оставшуюся жизнь, служению Христу! И умереть, ради веры Христовой!
Сигурд внимательно слушал Бернарда, примеряя на себя – а смог бы он, выдержать все те пытки и лишения, и не отречься от веры Христовой? «Смог бы!» – решил Сигурд.
– А как ты выбрался?
– Ха, очень просто. Меня, и ещё с десяток полуживых пленников, обменяли на какого-то знатного мусульманина, захваченного в плен графом Эдессы Бодуэном де Буром (
Громко хлопнув дверью, влетел Орм Кюрлинг. Задыхаясь от быстрого бега, он едва смог вымолвить:
– Там…Даг Эйливссон…и Гаральд Видкунссон…бьются насмерть…
Сигурд вскочил, опрокинув стол.
Бернард, с печалью посмотрел на пролитую воду и растоптанный хлеб. «Теперь, придётся ждать утренней трапезы. На всё воля твоя, Господи», и побежал вслед за Сигурдом в дальний конец лагеря, где под промозглым, моросящим дождём, оскальзываясь в грязи, дрались Даг и Гаральд.
Страшен был пьяный Даг, размахивающий своими огромными ручищами, и грозно рычащий. Кровь из пореза на лбу и из разбитого носа, смешиваясь с дождём, стекала у него по лицу. Он хотел поймать Гаральда, сжать и раздавить его в своих объятьях.
Но тот, голый по пояс, сжимая в левой руке нож, правая висела вдоль тела, видимо уже сломанная Дагом, ускользал, пытаясь нанести противнику смертельный удар.
– Стоять! Стоять! – проорал Сигурд, но эти двое, не послушались его. А на подмогу Дагу, уже бежал со своими воинами Сигурд сын Храни, и выскочили из-за палатки Орм и Гюслинг Видкунссоны, спеша на помощь Гаральду, своему старшему брату.
– Стоять! Все назад! – продолжал орать Сигурд, видя, как и старый Видкунн, тянет из ножен меч, ведь Гаральд был его старшим сыном. – Тойво! Убей первого, кто шевельнётся!
Тойво Охотник в мгновенье ока натянул тетиву, и хоть она подмокла под дождём, бил без промаха. Две стрелы воткнулись под ноги воинам Сигурда сына Храни, а одна воткнулась ему в щит. Ещё две, остановили бег Орма и Гюслинга.
Десяток вооружённых воинов, под командованием Айниса Холодного, вклинились между Дагом и Гаральдом, и разъединили их.
Даг рычал, порывался вырваться, но пятеро воинов, крепко зажали его своими щитами.
Гаральд, попытался оправдаться:
– Он влез ко мне в палатку, и хотел забрать женщин, которых я купил.
Молодой, семнадцатилетний Сигурд, грозно глядел на них.
– В яму! Обоих! – отдал он свой приказ, и круто развернувшись, даже не глядя, как он будет исполнен, прямой и гордый, пошёл обратно в дом. Лишь хмуро покосился на сгрудившихся купцов, привозивших в его лагерь непотребства – проституток и хмельное, разлагающих его воинов.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Слово конунга закон, а закон, есть закон. Так было издревле, испокон веков, на этом они стояли, держались, существовали. А ослушников приказа, всегда ждала страшная кара.
Если ты ослушался приказа вождя, напился допьяна в боевом походе, убил товарища, утаил часть добычи, то тебя могли казнить. А могли, привязав верёвкой, сбросить с корабля, и болтался бы ты там, рыбьим кормом. Или, привязать к мачте, и каждый, кто проходил мимо, обязан был ударить тебя, плюнуть в лицо, оскорбить.