Под шепчущей дверью

Часть его считала, что все замрут на полуслове и медленно обратят на него свои взгляды. Хотя он научился теперь передвигать стулья (сломав всего-навсего еще два, при этом один из них оставил на потолке вмятины, когда Уоллес случайно швырнул его что было сил), но все еще не умел переодеваться. Его шлепанцы хлопали по полу, и в старой майке и спортивном костюме он чувствовал себя очень уязвимым.

Но никто не обратил на него никакого внимания.

Он не понимал, что чувствует – облегчение или разочарование.

Не успев прийти к какому-либо выводу, он ощутил на себе чей-то взгляд и посмотрел в сторону стойки. Миниатюрная пожилая женщина, щебеча, настаивала на том, что в ее маффине не должно быть орехов, даже следа их, иначе у нее случится спазм в горле и она умрет ужасной смертью, Хьюго, знаю, я уже говорила вам об этом, но это так серьезно.

– Я понимаю, – сказал Хьюго, не глядя на нее.

Он смотрел на Уоллеса, и на его губах играла спокойная улыбка.

– Не придавайте этому большого значения, – пробормотал Уоллес.

– Я и не придаю.

– Спасибо, – верещала старушка. – Язык у меня распухает, лицо раздувается, и я становлюсь страшилищем. Никаких орехов, Хьюго! Никаких орехов.

Уоллес стал проводить бо`льшую часть времени в чайной лавке, вне кухни.

Нельсон был в восторге.

– Ты услышишь столько интересного, – сказал он Уоллесу, когда они шли между столиками. – Люди выбалтывают свои секреты даже при всем честном народе. Но это не будет означать, что ты подслушиваешь, вовсе нет.

– Да, ничуть.

Нельсон пожал плечами:

– Надо же как-то развлекаться. Пока мы ни во что не вмешиваемся, Хьюго не возражает против этого.

– Очень даже возражаю, – буркнул Хьюго, проходя мимо них с подносом и направляясь к парочке, сидящей у окна.

– Он говорит так, но он так не думает, – прошептал Нельсон. – О, взгляни. Здесь миссис Бенсон со своими подружками. Они все время трендят о задницах. Пойдем послушаем.

Подруги в самом деле разговаривали о задницах. В том числе и о заднице Хьюго. Они хихикали, глядя на него, и дружно захлопали ресницами, когда он остановился у их столика спросить, не нужно ли им еще чего-нибудь.

– О, чего бы я ему только не позволила, – выдохнула одна из женщин, глядя, как Хьюго пишет на доске над стойкой название блюда дня: лимонно-мятный чай. – У него такие красивые руки.

Другая женщина поддакнула ей:

– Моя мать сказала бы, что у него руки пианиста.

– Я определенно позволила бы ему поиграть на моем пианино, – пробормотала миссис Бенсон, вертя на пальце аляповатое обручальное кольцо. – А под пианино я имею в виду…

– Я тебя умоляю, – вступила в разговор третья женщина. – Да он же гей. Тебе не хватает некоторых важных частей тела, чтобы выяснить, на что способны его пальцы.

– Посмотри, что сейчас будет, – прошептал Нельсон и толкнул Уоллеса локтем в живот. А затем крикнул: – Эй, Хьюго! Хьюго. Они опять неуважительно говорят о твоих пальцах и заставляют Уоллеса краснеть!

Хьюго отпрянул от доски, мел в его руке раскрошился, чашки на стойке зазвенели.

Нельсон коротко хохотнул, поскольку его внук воззрился на них обоих, игнорируя то обстоятельство, что все в лавке с интересом уставились на него.

– Прошу прощения, – сказал он. – Рука соскользнула.

– Я и не думал краснеть, – рыкнул Уоллес на Нельсона.

– Самую чуточку, – уточнил Нельсон. – Я никак не ожидал, что ты все еще способен на такое. Хм. Может, мне стоит брякнуть что-нибудь еще, дабы выяснить, как далеко простирается эта твоя способность?

Лучше бы Уоллес оставался на кухне.

* * *

Женщина пришла снова. Такое случалось не каждый день, иногда утром, а иногда и под вечер, когда солнце начинало клониться к горизонту.

Дальше все шло по одному и тому же сценарию. Она садилась за столик у окна. Мэй вставала за кассу, а Хьюго относил посетительнице одну-единственную чашку и ставил ее на столик. Потом садился напротив, клал руки на столик и ждал.

Женщина – Нэнси – едва замечала его присутствие, но Уоллес замечал, что, когда Хьюго выдвигал стул и садился, ее взгляд становился более напряженным.

Иногда она, казалось, была полна ярости: ее глаза сверкали, кожа натягивалась на впалых щеках. В другие дни ее плечи были опущены и она едва поднимала голову. Но она всегда выглядела изможденной, словно тоже была привидением и не могла спать. При виде нее у Уоллеса сжималось сердце, и он не понимал, как Хьюго удается выносить все это.

Он держался в стороне. Нельсон тоже.

Нельсон смотрел, как женщина встает, ее стул заскрежетал по полу.

Хьюго сказал:

– Я буду здесь. Всегда. Когда бы вы ни оказались готовы. – Он говорил так всякий раз, когда она уходила. И всякий раз она останавливалась, словно услышав его.

Но она все время молчала.

Хьюго обычно со вздохом брал поднос и относил обратно в кухню. Он оставался там какое-то время, и Мэй смотрела на дверь с обеспокоенным выражением лица. В конце концов он как ни в чем не бывало возвращался к стойке.

Но сегодня все обстояло иначе.

Сегодня дверь захлопнулась за ней с грохотом.