Под синим солнцем

Начало второго, ещё не поздно развернуться; в парке на столике для пинг-понга трахались подростки-романтики прямо под открытым небом. Человек, а человек он приличный, приподнял шляпу, девушка, приметив его, попритихла, схватила парня за рукав, но тот не обратил внимания, мусоля во рту пальцы её ног; дальше на пути Саши к кафе, как в сказке, – фанатьё, человека три из тех, что отрочество своё встречали после развала, они попивали пивко и щёлкали друг друга по ширинкам.

«Ты нарочно оставил конверт? Нарочно! Нарочно!» – орут друг на друга.

К такому он не привык, он чувствовал, будто и впрямь в последний раз выходил из дому давным-давно, десять тысяч лет назад, когда ночь ещё можно было отличить ото дня и время с лёгкостью отделялось от сути. Но теперь всё по-другому, всё смешалось в один сплошной вишнёвый кисель с крахмальными комочками: и дни, и времена года, и улицы городов, разбросанных по всему свету.

Ещё дальше по тропе – на поколение постарше мужики напивались вусмерть, чествуя уважение – вопреки неопровержимости радикального релятивизма – каждый к своей роже; на этой зыбкой почве они дрались под окнами, вследствие чего периодически грели полки в местном обезьяннике, они-то в данный момент и распевали вовсю.

– Уважаемый, прикурить не обнаружится?

– Не курю.

– И ещё: что означает символ на конверте?

Это был их мир, их время, а Саша здесь просто случайный зритель, как и везде, впрочем. Но он продолжает идти. Порождённые ночью реплики словно хлебные крошки в чаще леса. Откуда взялась в нём ни с того ни с сего эта мания? Сердце – путеводная звезда, что ищет разрешения в чашке дымящегося кофе.

Наконец он добрался до выхода из парка, прошмыгнул через дворовую темень, и дальше – бескрайняя стеклённая улица. В отличие от парка, улица была совершенно стерильна, вопреки ожиданиям, это не внушало успокоения его душе, даже, наоборот, раздражало, ибо настойчиво приковывало внимание к собственной персоне – всюду отражения. Из-за этого хотелось поправить кирпичом каждую витрину. Фонарь сменялся фонарём, год сменялся годом. Так брёл он, пока не наткнулся на спасительно знакомый силуэт кафе возле лавки маскарадных принадлежностей.

«Ментальное чистилище, – подумалось ему. – Где состояние всегда отчасти вешное».

888

Зазвенели дверные колокольчики. Саша с конвертом за пазухой по инерции забился в угол. Он сразу же отметил улыбчивость молоденькой официантки – новенькая, «Надежда» – написано на жёлтого цвета бейджике с улыбчивым синим солнцем в уголке.

– Хм.

По-хорошему, отсюда и стоило начать повествование: этот незначительный, кажется, факт откровенно ввёл Сашу в ступор, ведь до Нади там работала всегда одна и та же хладнокровная дама неопределённого возраста, ростом она была под два метра, со строгой причёской и графитом вместо глаз. Бывшая хозяйка даже не пыталась улыбаться забредшим посетителям вроде меня, нещадно громя потенциальную прибыль. А Надю он видел впервые.

«Зачем же ты напал на неё?» – прозвучало эхом в голове.

И тут же он смекнул, что ответный конверт с дальнейшими указаниями и деньгами ждать бессмысленно. Наличный конверт со штампом «До востребования» он не сразу решился оставить Наде. В инструкции по этому поводу никаких комментариев не было. Всё вроде бы как и прежде, как было неделю назад, месяц, эпоху, с той лишь разницей, что…

– Здравствуйте, – говорит та, розовея.

– Прощайте, – отвечает Саша и второпях покидает помещение.

Это был третий условный знак: косметический ремонт в процессе, хозяйки нет. Неужели от неё избавились? Или это ловушка? Есть Надя, но дело даже не в этом – не в пропаже хозяйки, и даже не в том, что уже давно отлаженная ритмичность моего быта висела на волоске. Просто кофе превратился в говно.

5 deus meumque jus

Что тебе до того, ежели все кругом тебя свищут, когда сам ты себе рукоплещешь?

Эразм Роттердамский. Похвала глупости

Он с первой секунды расположил к себе тем, что не пытался завязать разговор и каждый его брошенный взгляд по большей части был случаен и ничего не выражал. Ему ничего не нужно было от меня, кроме кофе. По крайней мере, я убедила себя в этом, и, вопреки здравому смыслу, меня понесло исправлять это недоразумение.