Под созвездием Кассиопея

— Чьи? Чьи? Хозяина избы. Приболел он. Мне по секрету сказали. Здесь рыбы тысяч на восемь будет.

— Ложись, ложись, — укладывал его Александр. — С рыбой и со всем прочим завтра разберемся.

Лег, но свечу тушить не стал. Черт знает, что еще этому идиоту в голову взбредет. Ведь чуть не убил! А что? Могло случиться. Вот дела! Удружил Петрович знакомством! Интересно, лихорадочный бред у него или белая горячка? Что с ним делать? И лекарств никаких нет! В обратный путь податься — смерти подобно. Не довезти на таком холоду больного… Да еще, как на грех, в баллоне газ кончился. Может, отлежится?

До утра глаз так и не сомкнул. Ближе к рассвету парень стал кашлять и задыхаться. Этого еще только не хватало. Днем он стал дышать еще тяжелее. Глаз не открывал, только стонал. Александр тщетно пытался напоить его горячим чаем. Парень никак не разжимал зубов.

Александр оделся и вышел на улицу. Заберег вырос чуть не вдвое. Ударь мороз еще пару раз — скует все льдом. Пиши — пропал! Раздолбил багром лед, спустил «тузик» на воду. Подплыл к яхте и начал оббивать лед вокруг нее.

Когда он вернулся в сторожку, Николай метался по постели и хрипел. Александр притащил с улицы дырявую кастрюлю, залепил мелкие дырки замазкой, налил ледяной воды. Поставил кастрюлю к кровати, посадил парня и только хотел опустить его ноги в воду, как тот вцепился ему в горло.

— Не тронь меня! Задушу!

— Глупый! Я помочь тебе хочу. Это температуру сбивает. Чем мне тебя еще лечить?

Глаза у парня закатились. Он принялся стискивать свою грудь руками. Внутри все хрипело и чавкало, как в гнилом болоте. Александр снова уложил его, укрыл по пояс одеялом и затушил свечу. Бессонная ночь дала о себе знать. Едва коснувшись головой фуфайки, вырубился, словно провалился в бездонную яму.

Когда открыл глаза, сквозь верхнюю часть заколоченных окон в избушку вовсю пробивался дневной свет. Взглянул на часы. Мать честная! Вот это оторвался! Уж полдень! Поднялся на локтях, взглянул на кровать Николая и … обмер. Тот лежал с открытыми глазами, неловко раскинув руки. Александр быстро встал с постели, положил руку ему на лоб и сразу отдернул назад. «Господи! Никак отошел?! — занемевшими от ужаса губами прошептал он. — Как я проспал-то его?» Выскочил на улицу. Всю загубину сковало льдом. Лед был тонким. Идти по нему было опасно. Открытая вода была от яхты метрах в пятидесяти. Дашь ума прорубить этот коридор! Пошел в лес, срубил березу, сделал из нее увесистую колотушку, чтобы ломать ею лед. Сел в «тузик» и стан по канату подтягиваться на нем к яхте. Но лодка вдруг перестала скользить. Изо всех сил рванул за веревку, раздался треск, и баллон стал быстро спускать. Вот черт! Лопнул. Пополз к берегу. Придется ночевать еще ночь!

Долго не мог заставить себя вернуться в избу. Присел на мерзлую скамейку у крыльца, взглянул на серое небо. Господи! За что мне это?! Как выбраться из этой западни? Поверят ли, что он умер сам? А! Плевать он хотел на то, кто и что будет думать! Нравилась, чего греха таить! Но ведь ничего серьезного между ними не было! И вдруг откуда-то выползла гнусная мыслишка: «А если не поверит и она?!» И даже холодок пробежал по животу. Перекрестился. Что будет, то будет! Главное, что у самого совесть чиста.

Резко встал, как будто кто приказал, и решительно направился в избушку. Закрыл парню глаза, запеленал в байковое одеяло, перевязал, как куклу, веревкой, вынес в сени и осторожно положил в дальний угол. Надо было топить печь.

К ночи разыгралась метель. Округлые углы избушки потрескивали от порывистого ветра. Стало завывать в печной трубе, злобно и тягуче. И этот вой очень напоминал чей-то безутешный плач. А со стен, словно издеваясь над ним, улыбались беспечные красотки! Огарок свечи догорел и погас. В кромешной тьме сами по себе поскрипывали половицы. Казалось, кто-то хрипло дышит в печном углу. А вдруг он не умер? Вдруг притворился? Сел на постели, чиркнул спичкой. Да что я, трушу, что ли?! И не успел подумать, как с шумом распахнулась дверь. В комнату ворвался ветер, и в ту же минуту что-то с грохотом упало в дальнем углу коридора, где лежал покойник. Губы невольно зашептали молитву. «А ну встань и закрой дверь! — приказал он себе. — Ишь ты, овечий хвост! Ведь выстынет в избе!» Помогло. И встал, нащупал рукой какую-то тряпицу, обмотал ею ручки двери. Дверь закрылась плотнее. На всякий случай пошарил рукой по дверной коробке. Крючка не было. Лег, закрылся с головой. Нужно думать о чем-нибудь хорошем.