Из-за гор стал медленно выползать рассвет. Сначала посветлели заснеженные вершины Главного Кавказского хребта. Совершенно темными они, правда, никогда не были. В синее звездное небо всю ночь врезались пепельно-серые пики. Но как только начало подниматься солнце, они будто ожили и заиграли разными цветами. Из блекло-синеватых превратились в ярко-голубые, затем в белые с фиолетовым отливом и, наконец, в ярко-серебристые, по расцветке напоминающие фату невесты. Точно такую фату мать его, известная в Петрозаводске рукодельница, сварганила весной к их свадьбе с Веркой. Все было уже почти на мази. И эта оторва наконец-то дала согласие выйти за Вощагина замуж. И винные запасы были кое-какие сделаны. И день регистрации был назначен. Все поломалось в один момент. Как только Верка узнала, что Вощагин вновь возвращается в Чечню (а до этого говорили, что его переводят в другое место), она вновь встала на дыбы.
— Люблю я тебя! Люблю, Борька! — заявила со слезами на глазах. — Но вдовой стать сразу не хочу!
Напрасно он убеждал, что там, на чечено-грузинской границе, не очень теперь опасно, что их отряд стоит в самом прекрасном месте. Ведь Аргунская долина по красоте может сравниться со Швейцарией. Ничего не помогло. Верка посмотрела на него уже со злом и сказала ядовито:
— То-то там каждый день гибнут люди! Но даже не это главное. Чем я там буду заниматься? Чем? Школы в Итум-Кале твоем нет и не предвидится. А без детишек, ты же знаешь, я не могу. Не могу — и все!
Ну что ты с ней поделаешь?
Вощагин считал, что женитьба для пограничника, — это проблема номер один. Причем вполне объективная. Нужно очень любить человека, чтобы ехать с ним в тьмутаракань, жить там на уровне прошлого века в лучшем случае, забыв о все благах цивилизации. Причем не год, не два, а гораздо больше: пока твой суженый не получит больших звезд, не повысится по службе и, возможно, будет переведен в более или менее приличный город. Многих девчат такие перспективы просто пугают. Часть из них, согласившись вначале, затем не выдерживает и с границы сбегает. И только уж самые стойкие, беззаветно любящие остаются и до конца разделяют участь мужей. Верка к последнему, самому надежному слою не принадлежала. Получив очередной отказ уехать с ним, Вощагин проклял все на свете и, хлопнув дверью, уходил от этой зануды с твердым намерением никогда больше к ней не возвращаться. Он пробовал знакомиться с другими представительницами слабого пола, даже переспал с одной-двумя, но ничего хорошего из этого не получилось. Они были для него слишком пресны и неинтересны. И только Верчик-перчик притягивала его к себе, как магнит. Ноги сами несли, как только он появлялся в Петрозаводске, к знакомой выщербленной пятиэтажке, где жила эта чертова зазноба. Она встречала его, как ни в чем не бывало, словно они вчера расстались, а не год назад. Первым делом спрашивала: «Есть хочешь? У меня особые блинчики с мясом (пончики с вареньем или голубцы). Вкуснятина, пальчики оближешь. — И частенько повторяла, радостно глядя, как он уплетает ее кулинарные изделия за обе щеки: — Я всегда говорила, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок»…
Вощагин дождался, пока совсем расцвело и тщательно осмотрел место обстрела. Изрытое воронками ущелье, укрывавшее боевиков, еще кое-где дымилось: горел подожженный разрывами сушняк. Но никакого движения в этом районе не наблюдалось. Ясно было, что бандиты ушли. Преследовать их пограничники не могли. Там, за горами, лежала уже чужая страна. Поскольку путь в Чечню боевикам был перекрыт, им пришлось вернуться назад в Панкисское ущелье, где было логово банды Магомеда Цаголаева. По многочисленным донесениям, Вощагин знал этого свирепого чеченского полевого командира. Его даже свои побаивались. Он был очень жесток. За малейшую провинность карал немилосердно. Борису был известен случай, когда Цаголаев приказал расстрелять двух своих бойцов только за то, что те, устав после длительного перехода, уснули на посту. И случилось это совсем не в боевой обстановке, где подобная кара была бы оправдана. По оперативным данным, Цаголаев в настоящее время координировал подготовку боевиков в Грузии. Именно по его распоряжению отдельные группы бандитов то и дело старались прорваться через границу на участке Итум-Калинского отряда.
— Спускаемся! — дал команду Вощагин. — Осмотрим местность, где располагались боевики. Быть крайне внимательными!
Вперед он, как всегда, пустил саперов с собакой. В зоне обстрела могли попасться неразорвавшиеся снаряды, от которых ничего хорошего ждать нельзя. Поспешно удиравшие боевики вряд ли оставили какие-нибудь сюрпризы: не до того было. Но тут все же лучше перестраховаться, или, как говорил Ерков, перебдеть. Начальник штаба любил иногда кучеряво выражаться.