Под свист пуль [litres]

Радостного оптимизма командира он не разделял, как и вообще его навязчивую идею о ночных поисках десантно-штурмовых групп. Не знаешь, куда идешь и к каким результатам это приведет. Тут удача может повернуться к тебе и спиной, а может и боком выйти. На большой процент результативности надежды мало. Да, тщательная разведка и полученные агентурные сведения о намерениях врага — вещь, конечно, хорошая и может, разумеется, кое-что дать для успешного ночного поиска. Но даже в этом случае полной гарантии нет. Кто поручится, что боевики не изменят своего маршрута уже в пути. И пройдут они тогда под носом у ДШМГ, посланной в слепой поиск.

Свои колкие мысли Ерков и не думал ни от кого скрывать, тем более от командира. Он был человек прямой, любил резать правду-матку в глаза. Недаром Агейченков, смеясь говорил ему: «О тебя, Семен Яковлевич, можно уколоться». Он, конечно, не имел в виду внешность начштаба, хотя Ерков был и по облику каким-то шероховатым, колючим. Когда он снимал фуражку, то жесткие седые волосы слишком топорщились у него на голове. Зная об этом, Ерков редко ходил без головного убора. Он нахлобучивал его на лоб так крепко, словно набивал обруч на бочку с солеными огурцами, и никогда не придерживал рукой, даже подходя совсем близко к вертолету с работающими лопастями. Из-под резко надвинутого на лоб козырька поглядывали темные и совсем недоброжелательные глаза, обнесенные сверху сросшейся дугой бровей, похожих на размах птичьих крыльев. Нос тоже был большой, острый, как и скулы, выпирающие на впалых щеках, и только подбородок, мягкий, округлый, двойной смягчал общее суровое выражение лица.

Острота и резкость Еркова особенно проявлялись в его суждениях. Все, что он думал, начальник штаба высказывал без утайки, не заботясь о том, какое это произведет впечатление на окружающих.

— И что ты предлагаешь? — скептически спросил Агейченков, явно неудовлетворенный ответом начальника штаба. — Отказаться от так называемых слепых рейдов?

Ерков пожал плечами.

— Зачем уж так сразу рубить? Дело надо продолжить. Но не с тем размахом, что задуман, и с выводами повременить…

— Значит, учиться у противника ты не хочешь?

— Не лови меня на слове, Николай Иванович. Я против любого одностороннего увлечения. Ведь что, по сути, ты предлагаешь? Все старые методы охраны границы по боку, так? Давай вводить новые, современные. А ты не думаешь, что не все, придуманное нашими предшественниками, следует выбросить на свалку?

— Ты не перегибай палку, Семен Яковлевич, — насупился Агейченков. — Я же не предлагаю свалить на заставах все вышки наблюдения и наряды вслепую разбросать по границе.

— Ну, до этого еще не дошло, — усмехнулся Ерков. — Но, если хочешь, идет. Ты же выступаешь уже против минно-взрывных заграждений на наиболее вероятных путях следования боевиков?

— Если по правде, да! К чему тратить лишние силы и средства, если они не дадут ожидаемого эффекта? Ведь у боевиков есть приборы, заблаговременно определяющие такие заграждения, как и расположение наших постов. Они их преспокойно обходят. Не так ли?

— Согласен, такая аппаратура существует. Но у кого она? Только у главарей и лиц особо приближенных. Знаешь сколько она стоит? Простому «чеху» просто не по карману. Бандформироания — не регулярная армия и планового снабжения не имеют. Если кое-кто и обходит наши мины, то мелкие группы могут напороться.

Спор их на эту тему был не первый. И обычно ничем не кончался. В лучшем случае куцым компромиссом. Надо, дескать, использовать все методы — и новые, и старые. В сущности же, каждый оставался при своем мнении.

Ерков, конечно, сознавал: его взгляды на охрану границы в чем-то устарели. За тридцать лет службы нельзя не привыкнуть к сложившимся стереотипам. Но он не понимал, а может, и не хотел понять вот таких молодых, прытких, жаждущих поломать все старое, годами накопленное. Тогда, мол, все пойдет самым наилучшим образом, по-новому. А так не бывает. Ничто новое вдруг, на пустом месте, не рождается. Оно должно врастать в старое, опираться на достигнутый опыт. Только в этом случае новое будет иметь крепкую основу и действительно даст реальные положительные результаты.

Но доказать это, обосновать, несмотря на богатейший жизненный опыт, Ерков не умел, просто инстинктивно чувствовал собственную правоту. Наверное поэтому, и противился всем ультрасовременным новшествам, хотя знал, что многие его считали ярым консерватором.

— Давай на том и порешим, — после долгой паузы сказал начальнику Агейченков. — Ты, Семен Яковлевич, вместе с Вощагиным начнете обобщать опыт действовавших вслепую поисковых групп. Возможно, в чем-то ты и прав. Во всяком случае, нас не заставляют спешить.

Командир был отходчив. Ерков это знал и уважал за это Агейченкова. Тот никогда не пер напролом, считая себя, свое мнение непогрешимым. А прислушиваясь к совету других, вырабатывать по возможности комплексное мнение — качество неоценимое, особенно для руководителя.