Под свист пуль [litres]

Напоминание о Даймагулове всколыхнуло в душе Агейченкова острую горечь. Он многое бы дал за возможность отмотать время назад и честно, по-мужски поговорить с инженером. Рассказать, как они жили с Тамарой, что у них есть сын, и любовь не угасла. Неужели тот не понял бы? Наверняка понял! Николай Николаевич был человек тонкий, душевный, сопереживающий чужим бедам и радостям.

Агейченков еще раз выругал себя в душе. Каким же он был дураком! Вместо того чтобы по-дружески объясниться, молчал, набычившись, смотрел на Даймагулова, как на вражину. Готов был пристукнуть его, в крайнем случае морду набить… Как же ему все-таки не хватало такта, понимания нюансов человеческой души.

— Так что давай, топай, аллюр три креста, как ты говоришь, — хлопнул его по плечу Ерков. — Я пока тут за всем пригляжу. А то ты, гляжу, совсем уже перебдеть стараешься. Не будь святее папы римского…

С таким добрым напутствием Агейченков и вылетел в Ставрополь.

Встреча с Тамарой была незабываемой. Оба они так соскучились друг по другу, что и минуты не могли побыть врозь. Тем более, что она тоже получила в госпитале отпуск по семейным обстоятельствам и носилась по инстанциям вместе с ним. А дел предстояла куча. И самой затруднительной было получить разрешение на брак, не выдержав положенного месячного срока после подачи заявления на регистрацию. Напрасно Николай Иванович объяснял обстановку на границе, доказывал, что никак не может ждать. Чиновники были неумолимы: закон, мол, для всех одинаков, сделай одному исключение, другие тоже потребуют. Лучше исключений не делать.

Дело дошло до городской администрации. Но и там нашлись «законники».

Агейченков не знал, что и делать. Кое-кто из знакомых посоветовал ему: да ты дай им на лапу — и дело с концом. Но он еще никому в своей жизни взяток не давал. Да и как начинать новую жизнь с такого грязного дела?

Дошло до того, что свадьба, намеченная в ресторане гостиницы «Турист», оказалась под угрозой срыва. Да и отпуск его подходил к концу. Уехать ни с чем Агейченков не мог. Они с Тамарой решили идти к самому губернатору и просить его сделать для них исключение. Но тут об их затруднениях узнал Ермаш.

— Чудак-человек! — засмеялся он, вызвав к себе командира отряда. — Что ж ты раньше мне не сказал?

Он кому-то позвонил, объяснил ситуацию. Вопрос был решен буквально в две минуты.

Регистрация брака, как и хотел Агейченков, состоялась в тот же день, что и восемнадцать лет назад. Княгиня Квантарашвили снова взяла его фамилию. Вечером состоялось свадебное торжество. Ермаш отказался быть тамадой. Как-то не совсем удобно, сказал он Агейченкову, попроси кого-нибудь другого. Эту роль, как это ни странно, взял на себя Роман Трофимович Улагай.

— Раз мне доверено, — сказал он с усмешкой, — все будет в полном ажуре. Чекистов хулят сейчас порой, но все знают: что сделано их руками, сработано на век.

И все же, во все этих приятных треволнениях Агейченков ощущал горьковатый привкус. Дорого бы он дал за то, чтобы шафером на их свадьбе был его давнишний друг Даймагулов. И пусть с болью в душу, с разочарованием, но выдержал бы он этот священный обряд и пожелал бы им с Тамарой счастья. Возможно, это помогло бы Николаю Николаевичу побороть внезапно вспыхнувшую страсть. Он был же еще так молод. Ему могла бы встреться (и встретилась бы непременно!) его настоящая богиня.

Николай Иванович ничего не спрашивал у Тамары, но чувствовал, что она тоже скорбит по погибшему. В смерти инженера даже, может быть, себя в какой-то мере упрекает… Однако его жена не обронила на сей счет ни слова. Видно, не хотела бередить свежую рану.

Зато в другом она оказалась непреклонной. После свадьбы заявила: «Я еду с тобой. И с начальником госпиталя, как он ни уговаривал меня остаться, и с кадровиками уже договорилась. Возражения не принимаются. Буду врачом в вашем отряде».

Он тоже пытался ее отговорить. Некомфортные условия, полевая обстановка, постоянная опасность и все такое прочее. На это она ему сказала: «Жена должна быть с мужем всегда, делить с ним все радости и невзгоды». А когда Агейченков вознамерился пойти к начмеду управления и воспользоваться его авторитетом, решительно заявила: «Не вздумай ни к кому ходить. Даже Ермаш мне не указ. Все равно будет по-моему!»

О, ее упрямство он знал. Не раз проверял на практике. Если Тамара что сказала, непременно сделает… Такой уж характер. И он, естественно, ни к кому не пошел и спорить по этому поводу с ней не стал. В душе он был даже горд за жену. Настоящая боевая подруга такой непреклонной и должна быть.

Небольшой сюрприз преподнес ему сын, прилетевший на свадьбу. Николай Иванович позвонил в училище и попросил дать курсанту Агейченкову несколько дней отпуска по семейным обстоятельствам. Там пошли ему навстречу. Так вот, сын неожиданно сказал ему:

— А ты знаешь, у меня затруднения.

— Какие? — удивился Агейченков, зная, что тот учится на одни пятерки.