Под властью отчаяния. Часть 1: Химера

Вообще-то Ольсен до ужаса боялся, что сын сможет что-нибудь понять, потому что прекрасно знал, каким очевидным может быть рядом с Эрикой. Что тогда Олли будет думать о своем отце? Начнет его ненавидеть за то, что помешался на главной мафиози города? Да хер с этим-то. Страшнее ведь то, что Ричардсон — мама подруги Олли. Какой пример Йоханесс сыну подает? Спит с замужней женщиной. Хуй ведь объяснишь теперь, что вообще-то изменять плохо, уводить из семей — тоже, но Ольсен, словно проклятый, всё на свете готов простить только одному существу во всём мире. Хуй объяснишь, что когда любишь по-настоящему, насрать становится на все «правильно» и «неправильно». А еще совсем не хотелось делить внимание Эрики с кем-то другим. Сердце металось и стонало, но Ричардсон выпятила нижнюю губу и умоляющим взглядом посмотрела на Йенса. Знала бы мафиози, как Йоханессу хотелось прямо сейчас глубоко и нежно поцеловать её и выполнить любую прихоть, даже самую безумную. Сейчас Эрика была похожа на маленькую девочку, совершенно не соответствуя своей репутации жестокой мафиози. Она почти всегда становилась совсем другой, когда напивалась. А он разбит и уничтожен перед этим уникальным и прекрасным человеком, готов прямо сейчас упасть ей в ноги и целовать её ступни.

— Конечно, — тихо и обреченно произнес Йенс.

Они втроем зашли на кухню, после чего Ольсен усадил Эрику на самый красивый стул, с ненавистью и презрением оглядываясь по сторонам, постоянно цепляя взглядом немытую посуду и какой-то мелкий мусор. В этот момент Йенс хотел себя убить, задушить собственными руками, но Ричардсон не говорила никаких укоризненных слов и, казалось бы, даже не обращала внимания на окружающую её обстановку. Йоханесс поставил чайник на плиту и только потом заметил, как потух огонек в глазах Эрики, который был там всего пару минут назад. Художник больно прикусил губу, пытаясь понять, как помочь Ричардсон. Она пришла, потому что почувствовала себя одинокой? Потому что что-то произошло? Потому что её тревожили какие-то тяжелые мысли? После недавней ужасной сцены, всё ещё стоявшей перед глазами, Ольсен, разумеется, был благодарен Небесам, что Эрика решилась попросить помощи, а не в очередной раз изрезать себя или нанюхаться какого-нибудь дерьма. Залить себя она, кстати, всё же залила, но это не самое ужасное из перечисленного. Только почему Ричардсон пришла именно к Йенсу?

— Я принесу тебе что-нибудь из одежды, — вздохнул Йоханесс и вышел из кухни.

Оливер украдкой поглядывал на гостью, чувствуя себя крайне некомфортно в её компании, тем более что теперь Эрика почему-то как будто бы помрачнела.

— Как вы познакомились с папой? Мне казалось, что он не общается ни с кем, кроме Эльфриды и дяди Гловера, — осторожно спросил Оливер, прикусив губу. У него была неплохая возможность попытаться узнать больше о вещах, которые безумно его тревожили. Только было очень страшно. Олли всё ещё не понимал, что из себя представляет Эрика Эдвардс.

Женщина медленно перевела взгляд на Расмуссена и зависла на какое-то время, смотря не на мальчика, а куда-то сквозь него.

— На празднике, куда твой дядя привёл твоего папу, — наконец, ответила она. — Мы тогда немного повздорили, — Эрика усмехнулась, на её губах замерла вымученная улыбка. Оливер удивленно распахнул глаза.

— Повздорили? Но как же тогда вы стали… друзьями? — спросил Расмуссен, поёжившись. Он прямо чувствовал, как голыми ступнями наступает на обнажённые заострённые лезвии. Страшно до ужаса, только тревога и неопределенность пугали больше.

— Друзьями? — Эрика усмехнулась. — Что ж, Оливер, иногда ты можешь найти друга там, где даже не пытался искать. Со мной, кажется, случилось тоже самое.

Эрика совсем не казалась тем человеком, которому можно было довериться, у которого можно было попросить совета. Она вообще казалась достаточно сложной личностью, при этом определенно чем-то убитой и очень печальной. Только вместе с тем женщина не выглядела настолько уж ужасной безжалостной стервой, как её описывала Лекса. В миссис Эдвардс что-то определённо было не так, но в каком-то другом смысле. Подсознательно Оливеру не казалось, что она настолько уж плохая. Может, это всего лишь обманчивое первое впечатление. При тёплом кухонном свете мальчик разглядел слабые размытые следы туши на её щеках и нижних веках, покусанные в кровь губы и уставший-уставший взгляд. Расмуссен предпочитал не лезть в чужие семьи, он понятия не имел, что происходило у Эрики с её мужем, даже не представлял, что сегодня привело женщину к его отцу. Наверное, на то были причины.

— Что вы думаете о моём папе? — в лоб вдруг выпалил юноша.

Женщина на мгновение задумалась, а потом мягко улыбнулась, посмотрев на Оливера.

— Я думаю, тебе очень повезло с папой. Он хороший человек. И ему с тобой повезло.