В панике подхватилась на кровати. Вокруг стояла темнота и звенящая тишина. Я находилась в незнакомой комнате. Только свет половинки луны проникал через небольшое окно. Отползла в самый уголок широкой двуспальной кровати и поджала под себя колени, обняв их руками. Сердце колотилось в бешеном темпе, пока я судорожно пыталась вспомнить, как сюда попала. Паника немного улеглась, лишь когда я вспомнила, что все-таки смогла добраться до цели.
Но где же пан Тадеуш? И почему так темно? Неужели проспала весь день? Выходит, так и есть. Без ярких источников света глаза быстро адаптировались к темноте. Я огляделась. Кажется, здесь еще не была. В прошлый приезд шляхтич принимал нас с дедушкой в кабинете. Насколько знала, Тадеуш, хотя и принадлежал к дворянству, за душой ничего не имел. По крайней мере, крестьянами не владел точно.
Обстановка казалась простой, если не сказать — аскетичной: кровать, грубо сколоченный стол с маленькой табуреткой и простой деревянный кофр для одежды. На столе расположилось зеркало и свеча. Впрочем, зажигать ее не торопилась, как и подходить к зеркалу. Не хотела расстраиваться еще больше.
Хотя самый главный вопрос настойчиво крутился в голове и проникал куда-то в середину груди, ввинчиваясь в солнечное сплетение и не давая свободно вздохнуть: жив ли Миша?
Я положила голову на колени, слезы, не спрашивая разрешения, медленно катились по щекам и впитывались в ткань одеяла. Я слышала выстрел. В том, что убийца попал в моего друга, не сомневалась. Иначе тот не дал бы ему за мной гнаться. Вопрос был лишь в том, насколько серьезным оказалось ранение.
Сидела так несколько часов, наблюдая, как по небосклону медленно движется половинчатый светящийся диск, пока не услышала, как где-то в доме хлопнула дверь. Похоже, хозяин вернулся. Когда через несколько минут он возник на пороге, я была готова к встрече.
— Отдохнула? — начал он.
Хотя в темном углу меня вряд ли можно было заметить, он знал, что я не сплю. Неторопливо зажег свечу, поставил на стол корзину, откуда вытащил нож и белую льняную салфетку, а сверху положил хлеб, половинку маленькой головки сыра, несколько яиц, яблоко и прозрачную бутылку, судя по цвету, с молоком.
Я молча наблюдала за его действиями.
— Садись ешь, — кивнул он в сторону стола.
Я поблагодарила хриплым голосом. Поесть действительно не мешало бы, но от вида еды начало мутить.
— Простите, не могу…
Мужчина со вздохом опустился на табурет, взял яблоко и начал медленно разрезать его. Сперва на половинки, затем на четвертинки, очищая от сердцевины каждый кусочек.
— В городе был.
Я вперилась в него немигающим взглядом, все еще оставаясь в своем углу.
— В одном из придорожных трактиров на Минском тракте недалеко от Несвижа прошлой ночью трагедия случилась.
Я прикрыла глаза, ожидая услышать самое страшное.
— Неизвестные напали на заведение, убили распорядителя и одного из гостей.
При этих словах сердце ухнуло вниз. Знала ведь, была почти уверена в том, что он не выжил, и все равно горло сжал болезненный спазм.
— Сестра застреленного господина пропала без вести.
Я закрыла лицо руками. Слез не было, но отчаяние — столь глубоко, что я не могла контролировать эмоции на лице, а потому предпочла спрятаться.
— А теперь твоя очередь рассказывать, Августа. Или сейчас лучше называть тебя Ольгой?
И я стала рассказывать. С самого злополучного дня, когда узнала о смерти дедушки. И хотя, судя по кивкам головы и выражению лица, пан Тадеуш уже слышал об этом печальном известии, ни разу не перебил. Вместо этого внимательно слушал, периодически щурясь и трогая совсем короткую с легкой проседью бороду. Когда дошла до того места, как, спасаясь, одним резким движением лезвия избавила себя от большей части волос, он, прикрыв глаза и качая головой, тихо выругался.
— Что? — не поняла такой реакции. — Пан Тадеуш, что я сделала не так? Я смогла вырваться, а он, кажется, на этот раз потерял мой след. Мне удалось уйти!
— Или просто тебя отпустил. Как кошка — мышку, которой все равно никуда не деться.
— Что вы имеете в виду? — насторожилась я, потихоньку слезая с кровати. От слишком долгого сидения в одной позе тело затекло и требовало хотя бы какого-то движения.
— У него остались твои волосы.
— И… И что?
Он недовольно цокнул языком и, снова замотав головой, пояснил:
— И то. Если это тот, о ком я думаю, от полного превращения тебя теперь не спасет даже заговоренный амулет.
При его словах я схватилась за сову, проверяя, на месте ли она.
— П-почему? И кто это? Вы знаете, кто убил деда?!
Подскочила к столу, хозяин тоже встал, оказавшись на две головы выше меня. Он смотрел сверху вниз, словно подбирая нужные слова.
— Волосы — часть человека, с помощь которой можно провести очень мощные ритуалы, заставить его подчиниться чужой воле.
Я вскинула подбородок и смотрела на мужчину, ощущая всю тяжесть его взгляда. Сейчас казалось, что ему как минимум несколько сотен лет.
— Так вы знаете, кому это может понадобиться?
— Почти наверняка. Но не буду разбрасываться такими тяжелыми обвинениями без доказательств.