Под знаком снежной совы

Судорожно кивнула, сцепив пальцы в замок так, что костяшки побелели. В одну руку мужчина взял пучок засушенной травы, судя по специфическому запаху — шалфей. Поднес его к свече, тот сначала вспыхнул, но быстро погас и стал чадить черным дымом. В другую руку пан Тадеуш взял книгу, уже открытую на нужной странице. Сильным, хорошо поставленным голосом он запел. И с первыми словами свечи, до того горевшие ровными небольшими огоньками, потянулись пламенем к потолку. Я не понимала ни единого слова. Догадывалась, что это латынь, но не была уверена. Его голос то усиливался, то затихал почти до шепота.

Не заметила, в какой момент, но по комнате начали мелькать тени. Слишком темные, чтобы быть просто оптическим явлением. Рогатые, искаженные, какие-то неправильные, чересчур вытянутые, независящие от источников света. Они приходили из ниоткуда, у меня создавалось впечатление, что тени трогали круг, но не могли через него проникнуть. А колдун продолжал песню. Он нее по телу мощными волнами расходились мурашки, волосы на затылке вставали дыбом. Подавляя панику, я только вертела головой.

Тени шептали без ртов, смотрели на нас без глаз, слушали пение без ушей. И ни на миг не прекращали движения. От шалфеевого дыма кружилась голова, я сдерживала кашель. Бесплотные гости танцевали в такт мелодии. Будто в каком-то трансе я тоже бессознательно начала двигаться из стороны в сторону. Страх стал уходить. Мне показалось, что одна из крупных теней смотрит на меня, зовет, протягивает руку. Зачарованная, сделала несмелый шаг навстречу и почувствовала радость, исходящую от существа. Предвкушение. Еще шаг, еще. Между нами оставалась лишь тонкая нарисованная преграда да огонь свечей.

На самой высокой ноте пение оборвалось. Тишина оглушала. Я опомнилась, отступила от края ближе к середине и посмотрела на мужчину. Хотела спросить, что будет дальше, но не смогла.

Резкая боль во всем теле заставила согнуться пополам. Потеряв равновесие, упала в центр круга.

Чувствовала, что она летит.

Моя внутренняя птица поднималась из недр тела. Я будто слышала, как она кричит в ярости. Чтобы избавиться от этого страшного звука, с силой зажала уши, но звук был в моей голове. Как сражаться с тем, что сидит у тебя внутри? Как побороть внутреннее чудовище, пока оно не пожрало тебя?

Змея, поедающая свой хвост, — вот кто я.

Боль во всем теле была настолько острой, что я даже не могла закричать, потому что не получалось сделать вдох.

— Августа, слушай меня. Августа! Слушай мой голос, девочка. Ты в безопасности. Он не может достать тебя здесь, — пан Тадеуш опустился передо мной на колени и попытался взять меня за плечи, но там, где он касался, боль становилась в разы жестче. Я с тихим хныканьем отползла от него. Удавалось делать лишь короткие поверхностные вдохи.

— Не… п-пм-мгает, — процедила сквозь зубы. — З-зщ-щита.

* * *

Мужчина перестал меня трогать. Но продолжал говорить. Странным образом этот голос успокаивал.

— Помогает, Августа. Круг работает, если бы не он, ты давно уже превратилась бы. Я знаю эту магию. Она очень могущественна.

— Мне больно.

— Да. Но ты ощущаешь лишь отголоски того, что могла бы.

По щекам ползли беспомощные слезы, но я почти их не замечала. Вдруг поняла, что боль отходит. Неужели все? Смогла глубоко вдохнуть. Птица притаилась. Я оглянулась: теней больше не было.

— Это все?.. — неуверенно спросила я, все еще боясь двинуться.

— Я на это не рассчитывал бы. Он просто попробовал, ощутил преграду и наверняка пойдет на второй заход.

Не хотелось верить в эти слова.

— Кто эти сущности?

— Тени, — пожал плечами колдун. — Демоны. Побочная сторона силы. Они всегда рядом, когда я ее использую, ждут удобного момента…

Конец предложения уже не услышала. Новая мощная волна зародилась внутри меня и излилась наружу. Тело выгнулось дугой. Я скребла ногтями по шершавому деревянному полу, сдирая их до мяса, но не замечая того. Сова билась внутри меня, как в клетке. Казалось, она с разгона налетала и стучалась о ребра. Или это было сердце?

Птица кричала внутри. Птица кричала снаружи.

Запрокинула голову, увидев, как в окно снова и снова бьется сова. Она пробила мощными лапами стекло, но не могла преодолеть решетку. На белоснежной груди виднелись капли крови.

— Мам-м-ма, — прохрипела я.

Когда боль снова немного отступила, я умоляюще посмотрела на колдуна.

— Впустите ее, прошу!

Сама не узнала свой голос. Настолько он был измученный. Мужчина покачал головой.

— Не могу. Я не могу сейчас покинуть круг. Они еще здесь.

Я дернулась, чтобы встать, но колдун намертво припечатал меня своим тоном:

— Августа, не смей!

— Пожалуйста! Это моя мать!

— Я не могу, девочка, если выйду из круга, мы оба покойники.

Меня обуяла дикая злость: на неизвестного убийцу, на все обстоятельства, которые лишили меня семьи, на какого-то негодяя, который когда-то наложил это проклятие, обрекая мой род на страдания. Ярость: безумная, необузданная — это единственное, что во мне осталось. Лишь одна эмоция, которую я могла разобрать сквозь красную пелену боли.