Не знаю, как долго пребывала в таком состоянии. Неделю, может, две или три. Постепенно мужчина стал увеличивать промежутки между приемом лекарства. Но и тогда сознание не до конца вернулось ко мне. Я как будто была во сне, даже когда бодрствовала. Подолгу лежала с открытыми глазами и смотрела в одну точку. За окном зачастили дожди. Осень вступала в законные права.
Однажды, вопреки обыкновению, пан Тадеуш не принес мне настойку. Я недоверчиво на него посмотрела, ожидая очередную порцию. Но вместо этого он принялся разматывать повязки, полностью освобождая меня от них.
— Что вы делаете? — спросила безучастным тоном.
Настолько привыкла к состоянию беспомощности, что, кажется, другого уже и не желала. Мужчина аккуратно осматривал конечности.
— Переломы зажили, Августа, кожа срослась. Пора пробовать вставать.
— А где моя настойка?
— Она тебе больше не нужна. Разве тебе что-то болит?
Я попыталась прислушаться к себе. Но не чувствовала ничего. Разве что какая-то тяжесть давила изнутри. Назойливая мысль крутилась где-то рядом, но все никак не показывалась. Я даже помотала головой, чтобы мозги встали на место. Не помогло.
— Хотелось бы принять настойку, — сказала, забыв, что мы только об этом говорили.
— Августа, нельзя. Я и так давал тебе ее непозволительно долго.
— Долго? — повторила эхом.
Видя мое состояние, мужчина прикрыл глаза и сжал губы, покачав головой и издав звук, похожий на стон.
— Прости, это я виноват. Видно, концентрация слишком велика для твоей комплекции.
— Какой сейчас месяц? — посмотрела на серое небо за окном.
— Начало октября.
— А год?..
— Тысяча восемьсот седьмой. Девочка, ты меня пугаешь. Ты помнишь, кто я?
Я долго на него смотрела, какие-то мысли стали пробиваться сквозь потную пелену тумана.
— Пан… Тадеуш?.. — не слишком уверенно то ли сказала, то ли спросила я.
— На слава богу, хоть что-то. Ты помнишь, как попала ко мне и почему оказалась в таком состоянии?
От непривычного для последних недель мыслительного процесса голова начала раскалываться. Поднесла пальцы к самым глазам и медленно сжала, а затем разжала кулак. Рука слушалась, возможно, неидеально, но я вообще плохо ощущала тело. Как будто оно было чужим.
— Августа? — напомнил о себе колдун.
— Я… — хотела ответить утвердительно, но поняла, что не могу этого сделать. Две беспомощные слезинки скатились вниз, упав на широкую мужскую ночную рубаху, в которой я была.
— Ничего, — сидя рядом на краешке кровати, он взял меня за руку. — Через несколько дней это должно пройти.
Я не смогла понять, о чем он говорит. Чудовищная усталость накатилась на меня. Привалившись щекой к его острому плечу, не заметила, как погрузилась в сон.
Утром меня разбудил солнечный луч, который бил прямо в лицо. Попыталась перевернуться на другой бок и снова заснуть, но в ту же минуту послышался короткий стук, и на пороге возник хозяин дома. Он довольно ласково, но настойчиво поднял меня, помог накинуть прямо на рубаху широкий теплый халат, явно с мужского плеча. Мягкие домашние туфли тоже были сильно мне велики. А потом вывел на крыльцо и усадил на скамейку.
Я стала озираться. Природа настолько преобразилась с тех пор, как я в последний раз выходила на улицу, что это даже пугало. Тогда все деревья стояли еще зеленые, а теперь листья приобрели желтые, красные и коричневые оттенки. Солнце светило настолько ослепительно, что слезились глаза. Руки мелко затряслись. Воспоминания толчками врывались в голову. Срочно нужна была настойка, чтобы заглушить тот сумбур, который поднялся внутри. Но колдун снова отказал. Я разозлилась. Неужели ему жалко?!
Была настолько возмущена отказом, что хотела его поколотить. Но вместо этого встала и гордо удалилась в свою комнату.
Долго не могла заснуть. Сердце билось как сумасшедшее, руки дрожали, мне показалось, что боль вернулась. Все тело ныло и ломило так, что хотелось выть. В конце концов я решила сама поискать эту чертову настойку, потому что не могла думать больше ни о чем.
Аккуратно выглянула за дверь, прислушалась и, никого не обнаружив в коридоре, двинулась в сторону кабинета пана Тадеуша. Беспрепятственно проникнув в него, начала поиски. Я знала, что она темно-коричневого цвета, и прекрасно помнила вкус и запах — гадость еще та. Но она была мне необходима.
За копанием в ящиках стола меня застал хозяин дома. В тот момент мне даже не было стыдно. Он смотрел со смесью недовольства и жалости. А я умоляла мужчину дать хотя бы ложку этой чертовой жидкости. Но он остался непреклонен.
Тогда снова ушла в свою спальню, демонстративно хлопнув дверью, почему-то даже не подумав о том, что гости так себя вести просто не в праве.
Через несколько часов, когда я, то покрываясь испариной и скидывая с себя всю одежду, то трясясь от холода и кутаясь в халат и одеяло, рыскала по комнате, не в силах успокоиться, ко мне постучали. Но я заперлась изнутри, поэтому хозяин дома не мог войти, если бы только не повредил свою же дверь. Я молчала. Пан Тадеуш снова постучал. Но если что-то и услышал, то только мое недовольное сопение.