21 числа с утра стали ходить большие толпы русских, которые разбивают магазины евреев, видимо, намеченные раньше, и уносят награбленное. Войска недостаточно энергично разгоняют грабителей, видимо, сочувствуя им. Я был свидетелем разграбления нескольких магазинов, при чем приехавшим для прекращения грабежа 7 казакам толпа прокричала «ура», но ни один казак не остановил ни одного грабителя и, разгоняя, делали толпу несколько реже. Но пока магазины не были окончательно разграблены, толпа не ушла, а затем переходила к след, магазинам, где происходило то же.
Выстрелы мало-по-малу редели, а к вечеру появились вагоны конки под охраной солдат.
В 12 час. ночи я по телефону вел переговоры с больницами о числе убитых и раненых, доставленных туда, при чем удалось установить, — и то приблизительно, — что всех раненых доставлено за все дни 905 чел., убитых же доставлено в еврейскую больницу 80 чел., в др. больницы убитые не доставлялись. Сколько всех убитых, мне даже приблизительно не удалось узнать, так как полиция и сама не знала, сколько убитых; можно тоже приблизительно узнать на кладбищах, что, вероятно, и сделает следственная уже власть. Вообще, насколько можно было узнать, убитых около 300 ч. русских и евреев.
Раненые есть тоже в частных лечебницах и по домам, но сколько их там — неизвестно.
Насколько беспорядки были во власти евреев, можно до некоторой степени судить по след. фактам. Огромный дом Баржанской на уг. Ришельевской и Полиц., где помещается вверенное мне управление, и дом, где живу я, на Полицейской № 22, через дом от управления, я взял лично под свою охрану. В еврейские квартиры этих домов переехали родственники квартирантов. 22 числа утром ко мне явился управляющий домом Баржанской благодарить меня от имени жильцов за избавление их от погрома; то же самое сделали и жильцы дома, где я живу.
Врач еврейской больницы в час ночи с 21 на 22-ое разговаривал со мною по телефону и сказал мне, что вчера администрация больницы просила дать ей соседний с больницей дом для помещения раненых, но сегодня вечером, т.-е. 21, она от этой просьбы отказалась, т. к. не предвидит на завтра притока раненых. Из этого видно, что евреи знали еще 21, что 22 уже не будет бойни. 06’явления же от им. коман. войсками о стрельбе в буянов появилось на улицах 22 утром; относилось оно к буянам только русским, т. к. евреи стреляли, а не буянили.
Вообще можно притти к заключению, что все происшедшее явилось последствием еврейской организации, готовившей совместно с русскими фабричными рабочими сделать громадную демонстрацию с захватом власти в свои руки, но об’явление высочайшего манифеста и несоответственное принятие его настроенной на достижении проявления Одессой факта революции — сбило русских рабочих, которые сочли оскорбленным свое патриотическое чувство и проявили свое национальное чувство вражды к еврейскому, — чувство более сильное, чем навеянное им евреями революционное настроение.
И, таким образом, созданная в стенах университета при содействии профессоров и в заседаниях думы революция не удалась и окончилась печально для евреев и постыдно для русского населения, оказавшегося грабителями…
Начавшиеся антиеврейские беспорядки по деревням Одесского уезда охватывают почти весь уезд, где есть евреи, при чем после избиения евреев беспорядки прекращаются. В Овидиополе убито 10 чел., есть раненые; в Маяках — только раненые. В остальных местах убит только один человек. Посланы в уезд войска.
В Одессе с 22 числа порядок восстанавливается, и жизнь города приходит в норму. Изредка ночью слышны выстрелы[13]
.После октябрьских дней у рабочих появляется большая тяга к организации профессиональных союзов, и эти последние начинают расти, как грибы. Первыми сорганизовались в союз металлисты, потом печатники, за ними стихийно стали об’единиться в союзы и другие. Между меньшевиками и большевиками и в этом вопросе были разногласия. Помню первое собрание печатников, где большинство рабочих шло за меньшевиками; тем не менее нам удалось провести в правление 2–3 большевиков, остальные были меньшевики и беспартийные. Против некоторых беспартийных мы выступали решительно. Один из них, Подымов, был управляющий крупной типографией, известен своим плохим отношением к рабочим, как антисемит, но зато был в хороших отношениях с губернатором, полицеймейстером; выставляли его меньшевики, главным образом, потому, что он пользовался авторитетом у администрации города и благодаря ему существовал союз; его выбрали даже председателем союза, в каковой должности он и состоял несколько лет, при поддержке меньшевиков. Другой, Бергер, был администратор меньшего калибра, но все-таки он был старшим мастером и некоторое время управляющим типографией. По существу, следовательно, он не должен был быть не только членом правления, но и членом союза. Несмотря на эти недостатки, союз играл, несомненно, большую организационную роль в годы под’ема и реакции.