Читаем Под знаменем большевизма. Записки подпольщика полностью

Ехавшие со мной в поезде подозрительно осматривали меня, одетого в простую русскую рубашку. Когда ко мне обращались с вопросами, я отвечал по-русски: «ничего не понимаю». Когда, наконец, я приехал в Париж, я буквально не знал, куда двинуться. Масса народу, чужая, непонятная речь, шум автомобилей, трамваев, омнибусов, — все это ошеломило меня. Идя по улице, я часто останавливался, боясь, чтобы на меня не налетел автомобиль или извозчик. Я удивлялся, глядя на парижан, которые так свободно себя чувствовали во всем этом хаосе шума и движения. В кармане у меня был адрес одного товарища, жившего в Париже. Разыскать его являлось первой необходимостью.

Адрес был написан на клочке бумаги, и я показывал его всем, кто казался мне русским. Но к кому я ни обращался, все оказывались французами и только отрицательно качали головой. Наконец, после долгой ходьбы я добился результатов. Мне указали на громадный дом, напоминавший дворец. По внешнему виду я никак не мог поверить, чтобы здесь жил мой товарищ — простой рабочий. Когда я показал свою бумажку дворнику этого дома, он провел меня черным ходом со двора и пальцами указал «7», что значило — 7-й этаж. Я начал взбираться по лестнице, которая была так узка, что 2 человека, встретившись, едва могли разойтись. Комната, где жил мой товарищ, была комнатой для прислуги. Это было маленькое с окном в потолке помещение, имевшее вид настоящей тюремной камеры. Солнце никогда не проникало сюда.

От товарища я узнал, где живут эмигранты и где собирается большевистская группа. Через несколько часов я был уже в русской библиотеке, где радостно слушал русскую речь. Узнав адрес нашей группы, я связался с секретарем, который сообщил мне, что работу здесь найти трудно, но все-таки по силе возможности помочь обещал. С этого дня я с утра до позднего вечера бродил по городу, заходил на переплетные фабрики и мастерские, где показывал знаками, что я переплетчик. Ответом на это был или смех, или жест, указывающий на дверь. Так почти две недели я шагал по мостовым Парижа.

Однажды случайно около Пантеона, где находится университет, я нашел переплетную мастерскую, которую содержал какой-то поляк, говоривший немного по-русски. Поняв, что мне нужно, он быстро и с видимым удовольствием принял меня на работу. Эксплоатация в этой мастерской была безбожная. Рабочие работали в день по 12–15 часов, получая за это 5 франков. Хозяин прекрасно понимал, что рабочие от него никуда не уйдут, дорожа своим местом. Я лично был рад, что хоть немного мог заработать себе на пропитание.

К этому времени я уже успел познакомиться со многими товарищами и побывать на заседании группы — в небольшом кафе, переполненном незнакомыми мне товарищами. В каждом лице я видел тов. Ленина, которого я тогда еще не знал. Мне говорили, что в нашу группу входят и т. Ленин, и т. Зиновьев, и т. Богданов, и много других.

Ярко запечатлелось в моей памяти одно собрание под председательством т. Семашко. Первым выступил т. Григорий (Зиновьев) с докладом об «отзовистах». Ему возражал в эффектной речи т. Мануильский, который жил тогда под псевдонимом «Ваня» (впоследствии — «Безработный»). Когда председатель сказал, что «слово предоставляется тов. Ленину», и тот начал говорить, я буквально впился в него глазами. Каждое его слово глубоко проникало в сознание, хотя он говорил не с таким ораторским пафосом, как т. «Ваня».

На том же собрании я познакомился с т. Литвином («Седой»), которому впоследствии был многим обязан. Благодаря ему, я получил комнату в том доме, где он жил, — на улице Паскаль, в пролетарском центре, где находилось много кожевенных заводов. Тов. «Седой» работал тогда слесарем на одной из фабрик. Устроившись с квартирой, я начал постепенно обзаводиться хозяйством: купил себе кровать, стол, стулья и пр., — словом, устроился так, как все эмигранты.

С раннего утра я уходил на работу, обедал в ресторане, а поздно вечером, утомленный и разбитый, поднимался на свой 6-й этаж и принимался готовить на спиртовке себе ужин. Если случалось, что не было спичек, я бросался в постель и засыпал голодный, так как спуститься вниз за спичками нехватало сил.

В районе «Гобленка», где ютились наши эмигранты, почти еженедельно бывали рефераты на различные темы. Разбирались всевозможные политические течения. Часто выступали меньшевики с Даном и Мартовым во главе. Споры на этих рефератах всегда были горячие. Это как-раз было время жестокой борьбы большевиков с «ликвидаторами» на правом фланге и «отзовистами» — на левом. Все тонкости этих вопросов мне, молодому рабочему, были мало понятны, но я все же старался в них разобраться и потому не пропускал ни одного реферата.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное
Русский крест
Русский крест

Аннотация издательства: Роман о последнем этапе гражданской войны, о врангелевском Крыме. В марте 1920 г. генерала Деникина сменил генерал Врангель. Оказалась в Крыму вместе с беженцами и армией и вдова казачьего офицера Нина Григорова. Она организует в Крыму торговый кооператив, начинает торговлю пшеницей. Перемены в Крыму коснулись многих сторон жизни. На фоне реформ впечатляюще выглядели и военные успехи. Была занята вся Северная Таврия. Но в ноябре белые покидают Крым. Нина и ее помощники оказываются в Турции, в Галлиполи. Здесь пишется новая страница русской трагедии. Люди настолько деморализованы, что не хотят жить. Только решительные меры генерала Кутепова позволяют обессиленным полкам обжить пустынный берег Дарданелл. В романе показан удивительный российский опыт, объединивший в один год и реформы и катастрофу и возрождение под жестокой военной рукой диктатуры. В романе действуют персонажи романа "Пепелище" Это делает оба романа частями дилогии.

Святослав Юрьевич Рыбас

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное