Аресты и убийства начались с первого дня; особенно отличались по этой части петлюровские банды. Меньшевики и социалисты-революционеры под охраной немецких штыков переизбрали Совет рабочих депутатов, и он продолжал работать. Когда немецкие генералы расправлялись с рабочими и коммунистами, меньшевики помогали им в этом. В новый президиум Совета, как мне помнится, от меньшевиков входили Коробков и Сухов, а от соц.-революционеров — старый слепой революционер (фамилию его не помню). В меньшевистской газете «Южный Рабочий» печатались статьи против коммунистов более глупые, чем даже в буржуазных газетах «Одесский Листок» и «Одесские Новости». Я несколько дней скрывался на конспиративной квартире, потом уехал в местечко Волегоцелово, где и жил некоторое время нелегально.
Помещики и фабриканты, при посредстве немецких и петлюровских офицеров, беспощадно расправлялись с теми крестьянами, которые подозревались в сочувствии большевикам или принимали активное участие в разграблении помещичьих усадеб. Постепенно у населения все более и более стала развиваться ненависть к немцам, австрийцам и петлюровцам, и в связи с этим начались частые нападения на немецкие части. Нападения носили неорганизованный характер, но, несомненно, терроризовали и деморализовали немецкую армию.
Наша подпольная работа первое время никак не налаживалась. Аресты и расстрелы не давали возможности наладить аппарат. Но вот я узнал, что в Одессе начала выходить наша газета, выпущен целый ряд прокламаций и образован областной комитет коммунистической партии. Все это говорило о том, что первый момент растерянности и дезорганизации прошел и работа опять налаживается.
Как-то ночью в местечко, где я скрывался, прибыл большой немецкий военный отряд. Вдруг началась бешеная стрельба из пулеметов и винтовок. Оказалось, что наши партизаны напали на немецкий караул и захватили пулеметы.
Оставаться здесь для меня стало рискованным, и я переехал в Тираспольский уезд, в местечко Петроверовка. Оттуда я быстро связался с областным комитетом партии и по его директивам начал вести работу. Мне удалось посредством двух преданных коммунистов из крестьян организовать революционный комитет и повести работу среди крестьян соседних деревень. Кроме работы среди русского населения, областной комитет стал выпускать прокламации на немецком языке и распространять их среди иноземных солдат.
Узнав о занятии Киева «гетманом» Скоропадским, я стал надеяться, что, хотя реакция еще более усилится и помещики поднимут выше голову, но вместе с тем усилится и революционное движение, так как крестьяне и рабочие почувствуют настоящее, без всякой примеси, царское время. И действительно, в городах и местечках начались назначения старых царских опричников — от градоначальников до приставов и урядников включительно.
Оторванность от Москвы все время угнетала меня. Хотелось как-нибудь пробраться в Москву, и когда начались переговоры между советским и гетманским правительствами и во главе нашей делегации был назначен т. Раковский, я решил поехать в Киев, чтобы оттуда попытаться пробраться в Москву. Много сил и здоровья стоило мне путешествие до Киева. Приехав туда, я узнал, что между нашей и гетманской делегациями произошел конфликт, и т. Раковский выехал в Москву. Пришлось возвратиться обратно.
По возвращении я заболел «испанкой» и проболел довольно долго. По выздоровлении стал опять продолжать свою работу.
Партизанские отряды проявляли большую активность по всей Украине, нападая по железным дорогам на отдельные отряды. При областном комитете был специально организован военный штаб.
Когда в Германии вспыхнула революция, началась деморализация находившихся у нас на юге немецких частей. Стали организовываться и среди них Советы солдатских депутатов. Они требовали немедленной отправки их домой. Используя это положение, мы развивали большую активность. Для партизанских отрядов конфисковывали и покупали оружие. В то время партизанщина разлилась особенно широким потоком. Была масса бессмысленных и жестоких эксцессов, — особенно в Одессе. Там взорваны были казармы и склад с военными припасами, при чем погибло очень много солдат, и, кроме того, было разрушено несколько улиц и домов с массой человеческих жертв. Кто был виновником такого акта — не знаю; знаю только, что это было делом рук не наших товарищей, а по всей вероятности анархистов.