Подари мне второй шанс

– Ну вот я здесь, – ответила Карла, касаясь щекой щеки Марлен, – и погощу у тебя немного.

Она пробудет на вилле Гвидо несколько дней. Ведь Чезаре вернется в Рим только через неделю.

Но ты могла бы остаться с ним в Милане, если бы приняла его приглашение.

Во время непродолжительного перелета из Милана в Рим Карла многократно прокручивала в уме их краткий диалог и всякий раз сожалела, что была вынуждена ответить Чезаре отказом. Но она с самого начала решила, что не станет пытаться удержать его. Ведь она понимала, что у их отношений нет будущего. И в течение того времени, что им отведено судьбой, он должен быть уверен, что она ничего не ждет от него и не строит никаких планов.

Карла снова ощутила привычную пустоту внутри, образовавшуюся подобно расселине в леднике. И в этой пустоте непрошено ожил тот же страх. Как она вынесет расставание с ним?

Нет! Она не должна позволять себе даже думать об этом! Просто сейчас она испытывала горькое сожаление оттого, что не осталась с Чезаре в Милане, вот и все. Раскаивалась в том, что сослалась на необходимость побыть с матерью, хотя могла бы безболезненно задержаться в Милане и увидеться с ней днем позже.

Но Карла понимала, почему она так поступила.

Ей нужно было отрезвить себя и показать Чезаре, что она не намерена цепляться за любую возможность удержать его. Показать, что она, как и он сам, считает, что их любовная связь – это осознанные отношения между двумя взрослыми партнерами, пока они устраивают их обоих. И только!

– Как Венеция? Расскажи мне об этой новой галерее, что открылась там. – Голос матери вклинился в непрерывный поток невеселых мыслей Карлы, и она была этому рада.

Карла рассказала ей о своей поездке в Венецию и о статье, которую написала в связи с открытием галереи, а потом позволила ей безумолчно говорить о последних светских событиях, о своих визитах и встречах, зная, как Марлен ценит свое положение в римском обществе.

И только когда они с матерью подробно обсудили все светские новости, Карла мимоходом спросила, как идут дела в семье Вискари. Она знала, что Вито находился в длительной инспекционной поездке по европейским отелям и должен был вот‑вот вернуться.

– Я надеюсь, мама, – Карла бросила на Марлен выразительный взгляд, – по возвращении Вито ты согласишься наконец продать ему акции Гвидо.

Чем скорее это будет сделано, тем лучше. Ведь из‑за этих акций куда ощутимее сделался холодок в отношении матери и семьи брата Гвидо, недовольной тем, как он распорядился наследством.

Однако мать тут же вскипела.

– Дорогая, Гвидо оставил эти акции мне. И у него были на это свои причины.

Карла раздраженно вздохнула.

– Мама, к чему такая непреклонность? Ты зря упрямишься. Если Вито будет владеть полным пакетом акций, это будет правильно.

И в следующий же момент Карла пожалела, что затронула эту скользкую тему. Глаза Марлен загорелись.

– Да, он мог бы получить их. И весьма легко! Карла, дорогая, ну почему ты не воспринимаешь всерьез мой настоятельный совет? Это было бы просто замечательно, лучше и придумать нельзя! Я всегда мечтала об этом! Тогда объединились бы две семьи. И акции, естественно, тоже.

Вот черт! Карла всплеснула руками.

– Мама, – произнесла она предостерегающе, – не начинай сначала. Я понимаю твое желание, знаю, что ты всегда хотела этого союза, но, пожалуйста, просто смирись с тем, что Вито и я вовсе не увлечены друг другом. Нисколечко! И акции дела не меняют.

Карла попыталась придать своим словам немного юмора, чтобы разрядить обстановку.

– Я ведь не блондинка, а это единственный тип женщин, которых Вито замечает. А его броская внешность кинозвезды… Нет, мама, это не по мне. Я предпочитаю…

Она запнулась на миг, но было уже поздно. Марлен перешла в наступление.

– Именно это меня и тревожит. Дорогая, ты что, совсем потеряла голову? – Мадлен волновалась. – Кто угодно, но Чезаре Мондейв?! Я все надеялась, что между вами будет лишь кратковременная связь. Но проходят месяцы, а ты все еще с ним! Так как это понимать? Ты лишилась здравого смысла?

Карла закрыла глаза и тут же, внезапно вспыхнув, открыла их снова. За прошедшие шесть месяцев она при матери никогда не упоминала Чезаре, намеренно избегая всяких разговоров об их отношениях. То, что Марлен, несомненно, знала об этом, еще не являлось поводом открыто обсуждать такой деликатный вопрос.

Ее обуревали эмоции. Она сердилась на мать и на себя тоже за то, что ввязалась в ненужную дискуссию с ней.

– Мне двадцать семь лет, мама. И уж позволь мне справляться со своими личными проблемами самой, – резче, чем следовало, сказала Карла.

Взгляд матери, казалось, насквозь пронзил Карлу.

– А сможешь ли? – засомневалась Марлен. Выражение ее лица изменилось. – Дорогая, я беспокоюсь о тебе. Ситуация может сложиться по‑разному, и в том числе не совсем, скажем, безболезненным для тебя образом. – Мать снова помолчала. – Я тревожусь за тебя. Разве может быть благополучной судьба любовницы Чезаре Мондейва?

Марлен, глубоко вздохнув, отступила.