Ответ на последний вопрос мне известен – потому что тогда, когда я узнал о них, с ними меня ничего не связывало, но сейчас – из-за пакета на моей двери, – мне не отвязаться от мыслей, которые затягивают как зыбучие пески.
Я вздохнул и снял наушники, оглядываясь по комнате: всё по-прежнему, на своих местах. В квартире я один.
Я встал из-за стола и вышел в тёмный коридор. От кухни меня разделяло пять шагов, которые, в моей неспокойной голове, казались испытанием для выносливых. Я начал дышать через рот. Холод отступил. На его место пришёл жар. Не сводя взгляда с двери, я медленно (хотя стоило бы двигаться иначе) пошёл на кухню, вслушиваясь в тишину, которую не нарушало моё дыхание. Дышать перестал, но сердце работало усердно – его биение было настолько отчётливым, что у меня тряслись губы, а лёгкие качали воздух в такт сердечному ритму. Я дышал не дыша.
Я протянул руку к выключателю. Не нащупал. Пришлось отвести взгляд, самостоятельно вдохнуть воздух, и, кажется, тогда что-то щёлкнуло. Я прижался к стене, готовый слиться с ней. Колени подёргивало.
Наверняка, счётчик. От незначительного звука сердце заработало усиленнее. Горло от частых, неглубоких вздохов начало сохнуть. Живот поднимался в такт дыханию. Глаза пытались нащупать во тьме образ человека, который мог в ней притаиться. Я не слышал ничего, кроме себя – шумной работы своего организма, который вместо меня кричал о панике. Язык иссох, глаза почти. Мне не хватало сил.
Темнота неподвижно стояла. В ней никого быть не могло, но воображение безостановочно пыталось уверить меня, что в ней кто-то есть – тоже наблюдает, слушает, как мне страшно. Он просто ждёт момента, когда я забуду о нём, когда засну, когда буду менее всего встревожен – это мне твердили бредовые фантазии. Но я знал, это – ложь. Выдумки больного ума. Я слишком устал, поэтому не могу воспринимать адекватно собственное окружение. Перенервничал. Это были тяжёлые дни. И раздумья под стать усугубили эффект.
Я включил свет и прошёл на кухню. Поставил чайник, достал кружку и насыпал кофе. Я немного успокоился, но ложка в руках дрожала. Сахар ссыпался под действием моего беспокойства. Сахаринка за сахаринкой он стекал в кружку, шурша, сталкиваясь с дном. Больше никаких посторонних звуков.
Понемногу я начал приходить в норму, только сердце отчётливо билось. Я уже привык ощущать его в груди, с левой стороны шеи, иногда в кишках или голове. Зашумел чайник. Всё в порядке.
Я залил кружку и размешал сахар. Десять дрожащих поворотов рукой. Готово. Я отложил ложку в раковину и потянулся к ручке.
Свет потух. Я погрузился в вязкую тьму. Жужжание холодильника оборвалось. Я схватил за столешницу до боли в пальцах и упал на колени, стараясь прижаться к полу. На меня обвалилась невидимая лава, погружая в пекло. Меньше, чем через секунду, её заменила снежная лавина. Они чередовались, пока я сидел, склонив голову, стараясь вычитать в темноте хоть какие-то знаки, и доводил до онемения собственные пальцы и голову. Я оказывал на них не меньшее давление, чем темнота на мою психику. Тело содрогалось, пока свет не включился.
Прошла пара жалких секунд, из-за которых я, не до конца ощущая ноги, кинулся в комнату за телефоном.
Номер набирался непозволительно долго. Пока телефон вбил каждую цифру, я несколько раз обошёл комнату, стирая пот со лба, проклиная перебои в электросети и стараясь обдумать запасной вариант, но никакие новые мысли в голову не лезли. Только одна: нужно убираться отсюда. Как можно быстрее. Иначе я свихнусь из-за страха.
«Почему так долго?!» – мои мысли было не удержать.
Я бросился к шкафу, доставая вещи.
— Илья, — ответил голос на том конце. Я застыл, окунаясь в холод. — Что-то случилось? — мягко спросил Толя.
— Н-нет… не знаю, — мой голос трусливо дрожал. Ну и пусть. — Мне… просто страшно, — я задыхался, — кажется, я… я начал сходить с ума. Или уже… Можно я переночую у тебя? — Меня снова обдало жаром: спина и подмышки вспотели. Со лба сорвалась пара капель. Я вытер его и, прижав телефон к уху, начал переодеваться.
— Да, конечно, — он удивился. — Илья… правда, больше ничего не случилось?
— Да правда! Просто это я… — А на «что я» слов не нашлось. — Я сейчас переоденусь и сразу подойду.
— Хорошо…
— Не клади трубку, — раньше, чем это могло бы произойти, попросил я, — пожалуйста. Один я не дойду…
— Тогда, может быть, я зайду за тобой?
— Нет. Я быстрее доберусь сам.
Я бы с радостью пошёл с Толей, только для этого мне придётся его дождаться. А ждать в этой квартире я не смогу. Оставаться на месте уже невыносимо.
— Сейчас, надену свитер. — Я отложил телефон и еле протиснул голову в вязаное горло. Стало ещё жарче.
Схватив наушники со стола, вставил их в телефон и прислушался. Только я.
Один наушник вставил в ухо, телефон положил в карман. Сглотнул. Так быстро я ещё не одевался.
— Толя, — я позвал на всякий случай, делая шаг из комнаты.
Свет из кухни и моей комнаты немного освещал прихожую, едва касаясь двери. Она, по-прежнему, тёмная неприкаянная стояла на месте, смотрела на меня блеклым глазом.
— Да? — мигом отозвался он.