Подарки в продуктовых пакетах (СИ)

Я не отказался. В квартире по-прежнему были только я и Толя. Его папа на смене, неизменно отрабатывал долг родине.

Мы несвязно пытались заговорить о чём-нибудь отвлечённом, но, как уже сказал Толя, ни он, ни я не были похожи на Саню, который мог завязать разговор с кем угодно и о чём угодно. Становилось неловко, мы смеялись, чтобы разрядить атмосферу, но только усиливали неудобство. Решили помолчать.

Я, странным образом для себя, сохранял улыбку. Слабую, обветшалую, потерянную месяц назад.

Когда я задумался, почему мне так легко, то понял, что дело не в одном изменении локации. Оно было в том, что в этой квартире нет того, чего я избегал, – надвигающегося праздника. Ни пышной ёлки, ни цветной мишуры, ни сетчатой гирлянды на окне. Кажется, о Новом годе здесь не вспоминали. И пусть причина далека от моей, она меня утешала.

Когда на улице стемнело, когда время перевалило за девять, а молчание начало напрягать, я сказал, через силу и нехотение, через сопротивление мышц в горле и боль в голове, что мне нужно идти. Я не хотел, и я знал, что это всё написано гримасой неприязни на моём скрюченном лице, но я произнёс мысль вслух. Толя не мог её проигнорировать.

Я встал из-за стола, но из кухни не вышел. Не сумел заставить сдвинуться себя.

Нужно пережить очередную ночь в пустой квартире, где буду настоящий я и бесплодные проблемы, которых я не смогу избежать в своей голове.

— Я тебя провожу, — неуверенно, но утвердительно сказал Толя, за что я был очень благодарен.

***

Он проводил меня до двери. Остался со мной, как поддержка, пока я искал ключи – с переполоху забыл, куда положил. Когда нашёл, крепко зажал в пальцах и глубоко вдохнул.

«Долго я собираюсь бояться?» – так подумал тогда.

Мне необходимо отмести ненужные мысли и постараться взять себя в руки.

Я вставил ключ, повернул один раз, второй и что-то снова мне показалось неправильным. С непониманием я смотрел на ключ в замке. Глаза сохли.

— Илья?

— Опять, наверное, чудится, — решил я, но голос уже выдал мой страх.

Я открыл дверь. Свет заливал коридор. Было тихо и неприступно. Одинокая квартира без постоянно проживающих в ней людей. Я всматривался в дверные проёмы, в узоры обоев, искал, что не так, что отличается, что не принадлежит мне. Ничего не попадалось на глаза: всё на месте. Или относительно на месте: не помню точное расположение шапок и обуви, но их количество не изменилось.

Я прикусил губу, шаря глазами по квартире за границей порога.

— Давай я проверю, — Толя снова пришёл на выручку.

Увидел, как нелепо со своей настороженностью на грани фобии выглядел я. Пожалел. Кивнул и зашёл. Я испугался за него, взялся за дверь, наблюдая и вздыхая пугливо с каждым его шагом. Он тоже был осторожен, но, в отличие от меня, решителен, готовый к действиям.

Толя заглянул в комнату матери. Постоял, повертел головой, ничего не увидел и двинулся на кухню. Там он бросил взгляд вокруг и перешёл к туалету. Моё сердце колотилось, а ладонь, схватившая дверную ручку, вспотела. Я смотрел, не моргал. Во рту сохло, слюна вязла. Мне очень хотелось пить.

Толя открыл дверь ванной. Даже я увидел, что там пусто. Последней оказалась моя комната. Толя оттолкнул дверь и начал осмотр с левой стороны, одновременно делая шаг внутрь и поворачивая голову.

За грудиной сердце забилось чаще.

Я распознал странное чувство. И я не знал, было оно вызвано тем, что свет в коридоре я не включал, или тем, что шапку и шарф я кинул на пороге, а не закинул на вешалку. В ту же секунду Толя вздрогнул и сделал шаг назад, подтвердив мои опасения, которые казались лишь плодом одинокого ума.

Я не мог себе представить, что он увидел, и подошёл. Толя отреагировал сразу:

— Илья, не смотри!

Но не успел закрыть от меня надпись над кроватью: «С Новым годом, Илья», – которая была выведена большими буквами красной, густой краской. Такой тёмной и живой, что я не мог сомневаться в том, что на самом деле это – кровь.

У меня перехватило дыхание. Ноги подкосились. Я моментально оказался на полу, хватаясь за стену, за дверной косяк. Толя сел рядом, доставая телефон.

Меня поглотил жар: я испытывал его изнутри и снаружи. Воздух не доходил до лёгких. Дыхание стало отрывистым и частым. Голова закружилась. Узоры на ковре заплыли. Я хотел завыть: от страха, от непонимания, от ужаса, который предстал передо мной. Все мои чахлые попытки убедить себя в «совпадениях» были разрушены. Я – цель. Кто-то делает это намеренно. Кто-то хочет стравить меня.

И у него это прекрасно получается.

Я варился в пуховике, но не мог предпринять каких-либо действий, чтобы освободить себя. Пальцы левой руки еле хватались за опору, правая рука лежала неподвижно. Взгляд не фокусировался. Пол отрывисто ходил подо мной, я не мог поймать его. Я не разбирал тех слов, которые говорил Толя, я не понимал, что они означали – его речь превратилась в испорченный сигнал, передаваемый радиоприёмником древней модели. Как и моё восприятие, починке он не подлежал.