Подарок охотника (рассказы)

Наступила весна. Потапыч заметно вырос и окреп. И если осенью медвежонок страсть как боялся собак, от которых зачастую спасался на телеграфных столбах и на крыше казармы, то весной они сами разбегались от Потапыча во все стороны с поджатыми хвостами, где бы он ни появился, даже на свалке, куда он иногда наведывался за порчеными рыбьими головами.

— И не стыдно тебе жрать тухлятину?! Что ты в ней нашел хорошего? — ругал его Костя, когда Потапыч возвращался из очередной такой прогулки. — Разит от тебя хуже, чем от сотни горьких пьяниц, неслух ты этакий. Придется мне опять драить тебя до седьмого пота — в казарму-то такого не пустят...

Костя брал ведро, наливал в него теплой воды и, прихватив с собой кусок мыла, уходил подальше от казармы. Потапыч, низко опустив голову, будто оправдываясь, виновато урчал себе что-то под нос и покорно следовал за Костей.

В последний раз я видел Потапыча перед уходом в госпиталь, а когда поправился и вернулся назад, его уже не стало.

Пока я лежал в госпитале, Костю Горюнова отправили на месяц в командировку на Большую землю. Ребята потом вспоминали: «Так Костя не хотел улетать в эту командировку, как будто что-то предчувствовал. И что теперь мы ему скажем?»

Оказалось, отец Кости погиб в войну, а мать с сестренкой сожгли фашистские каратели на Смоленщине и Потапыч для Кости был единственным утешением

Но приказ есть приказ, и Костя улетел на Большую землю. Потапыча своего Костя оставил на попечение всей роты. Но, как обычно бывает, у семи нянек — дитя без глаза. Так получилось и с Потапычем.

В гарнизоне травили крыс, мышей и прочих вредителей и разносчиков инфекции. Все свалки, помойки и другие «злачные» места были обработаны сильнодействующим ядом.

Никто не догадался в это время подержать Потапыча на привязи, а когда спохватились, было поздно: Потапыч побывал на свалке... Всю ночь простонал Потапыч в каптерке. Ребята пытались спасти своего любимца: поочередно дежурили, давали слабительное, отпаивали водой, даже где-то раздобыли парного молока, но ничто не помогло... К утру Потапыч затих...

Так не стало всеобщего любимца и спасителя повара Мухи. А сержант Костя Горюнов еще не знал о случившемся...

Сахалин, 1951

БЕЗ ВЫСТРЕЛА

Поздней осенью мы с другом, Геннадием Клениным, сидели в маленьком скрадке на берегу озера. Метрах в тридцати колыхались на водной ряби наши разномастные резиновые чучела.

Впереди и левее нас из-за бугра виднелись камыши Владыческого озера, а чуть правее красновато-коричневой стеной тянулись заросли спелого шиповника. Далеко-далеко за серебристой Окой возвышался над лугами золоченый купол старинной русской церкви в городе Спасске.

С Геннадием мы сдружились давно и всегда охотились вместе. Но был он слишком горяч и, если видел севшую на соседнее болото птицу, то обычно не выдерживал и вылезал из скрадка.

Вот и тогда, стоило небольшому табунку гусей опуститься в центр Владыческого озера, Геннадия будто пчела ужалила. Он подскочил и пробил головой верх слабо скрепленного скрадка. Осторожные птицы стали еще дальше облетать наше подозрительное укрытие.

— Брось вертеться... — недовольно заворчал я.

Но он будто и не слышал. Глаза его смотрели в центр озера, а длинные, одетые в резиновые сапоги ноги уже вылезли наружу.

Припадая к изредка торчащей нескошенной траве, Геннадий благополучно подполз к берегу. Секундой позже он, как в воду, нырнул в прибрежные камыши.

Прошло много времени с тех пор, как друг исчез. Я устал долго сидеть без движения, приподнялся, с наслаждением размял затекшие ноги и пристально оглядел берег.

Метрах в пятидесяти левее того места, где скрылся Геннадий, я с трудом различил в камышах сжавшуюся в комок неуклюжую фигуру друга. Прямо на него, чуть не цепляя макушки камышей, плавно тянули поднявшиеся с озера гуси. Я юркнул в скрадок, рассчитывая, что гуси после выстрела Геннадия повернут ко мне, взвел курки.

Когда гогочущий табунок был над самой головой Геннадия, он вскочил и вскинул вверх стволы ружья. Не ожидавшие западни, птицы быстро-быстро заработали крыльями и в первые секунды как бы остановились в воздухе. Удобнее момента для выстрела нельзя было и выбрать...

Одна из птиц, кувыркаясь, пошла вниз. Я ожидал что сейчас и другой гусь отделится от стаи и до меня докатится знакомый звук дуплета. Но опомнившиеся птицы были уже далеко от Геннадия и набрали большую высоту, а я еще не слышал даже первого выстрела.

Через некоторое время с гусем под мышкой к скрадку подошел раскрасневшийся друг.

— Вот здорово! Гуси сознательные стали. Ружье не стрельнуло, так они сами падают, — смеялся Геннадий,

— Ты все шутишь... — улыбнулся я.

— Нет, честно тебе говорю, не стрелял. Вот смотри! — переломив ружье, он извлек два патрона с осечкой.

— Да, странно. Я ведь тоже не слышал выстрелов. Но, может, кто издалека пальнул? — осенило меня.

— Какое там! Я за это время все камыши изъелозил и ни одной души живой не встретил, — отмахнулся друг.

Мы осмотрели птицу. Это была дымчато-серая гусыня. На оранжевых, с желтыми перепонками лапках мы обнаружили следы мелкой дроби.