Поделись своей любовью

— Вы хотите от меня поздравления? — продолжила исполнять высшую меру самой же придуманного наказания Надежда. — Так вот… С днем рождения! Жизнь нас никогда не обижает и не обманывает. Только у тех, кто говорит с ней на одном языке — языке правды — она становится истинным шедевром, а не подделкой. И еще. Каждый человек у жизни на ладони. Я желаю вам, чтобы эта ладонь не сжалась в кулак.

— Неоднозначно сказано! — Парамонов явно стал злиться, покраснел и стукнул по столу так, что возмутился хрусталь. — Это предостережение? Я переступил красную черту и нуждаюсь в том, чтобы меня держали в крепком кулаке?

— Совсем нет, — елейным голоском с налетом легкой издевки промолвила Надежда Ивановна. — Редкий человек может выдержать давление непредвиденных обстоятельств. Я желаю, чтобы в вашей жизни никогда не было ситуаций, способных вас раздавить! Кстати, я подготовила вам подарок.

Она протянула Игорю Петровичу мешочек из-под чая, наполненный монетами, потом вдруг тряхнула его так, что те зазвенели:

— Ой, пустой звон!

— Мелочь, а неприятно, — охарактеризовал сюрприз Исаев.

— Ничего себе день рождения! — Парамонов закрыл лицо руками на мгновение, но быстро справился с собой. — Ну, спасибо за милое общение и домашнюю обстановку. Боже, погода никакая и настроение никакое.

Он встал из-за стола, подошел к окну и снял бабочку.

— Душно, — произнес он.

— Ваше настроение так сильно зависит от погоды? — не унималась Надя.

— Надежда Ивановна! — вторглась я. — Можно два слова от начальства? Уважаемый Игорь Петрович! Желаю, чтобы в вашей жизни всегда была любовь, позволяющая не только держаться на плаву, но и двигаться по заданному курсу только вперед.

— Спасибо, Ирина Петровна, вы человек с большим сердцем!

— Большое сердце — это верный признак кардиомиопатии. Вы не знали? — продолжила язвить Надя.

— А мозг — это вышестоящий орган управления, и видно, Надежда Ивановна, что его у вас нет, потому что вы не можете управлять ни своим языком, ни своей судьбой! — рявкнул Парамонов. — Кстати, у меня для вас тоже есть пожелание — до конца рабочей жизни загорать через окошко ординаторской, чтобы жизнь вас дразнила своими прелестями и не давала ими воспользоваться в полной мере.

— Так, беседа приобретает оттенок трагедии, разбавленной фарсом, но не забывайте, что мы не на театральных подмостках, — снова вмешался Любимцев. — Теперь я хочу взять слово. Игорь, с днем рождения! Желаю тебе позитивных мыслей. Сохраняй в памяти только хорошее. Ты никогда не останешься один, это, наверное, такое природное чувство самосохранения — всегда стремиться быть с кем-то. И этому можно только позавидовать. Дело за малым — встретиться со своей настоящей судьбой.

— Спасибо, друг! — уже более или менее спокойно поблагодарил Игорь Петрович и снова вернулся за стол. — А насчет зависимости от погоды я отвечу интересующейся коллеге с длинным носом. Да, мое настроение зависит от комфорта, а хорошая погода — это комфорт. Я люблю удобную, уютную жизнь. И не вижу в этом ничего плохого. И еще. Не боюсь наказаний и не боюсь смерти. Замечу, мы работаем в роддоме, и здесь чаще умирают коллеги, чем пациентки и новорожденные. Больше всего мне противно увидеть себя в зеркале старым и немощным. Ненавижу и боюсь только ее — безобразную, бессильную и неинтересную старость. Сейчас я достаточно молод, надеюсь только на лучшее.

— Вы всегда будете молодым. Как и другие акушеры. Знаете, почему? Потому что постоянное присутствие среди маленьких детей не дает душе увядать, — Александра Владимировна попыталась поддержать Игоря Петровича.

Чтобы опередить очередную Надину беспардонность, я тут же вставила:

— А я люблю жизнь во всех ее проявлениях, вернее не так: я научилась находить хорошее во всем. Единственное, что совершенно не принимаю, — это насилие и смерть.

— Вот спорное утверждение, — стал сопротивляться Исаев. — Когда ты чувствуешь себя плохо, а тебя заставляют искать в этом хорошее — не является ли это насилием над собой?

— Не могу понять, Леша, с кем ты — с белыми или красными? — шепотом спросила я.

— С победителями, — тихо парировал Алексей Семенович.

— Согласен, — продолжил Парамонов, — это чистой воды обман. Мне не нравится обманывать самого себя.

— Брависсимо! Я аплодирую стоя! Вспомните, что вы говорили минутой раньше: «Обман — это самая что ни на есть правда!» — все-таки снова встряла Надежда. — То есть других обманывать можно, а себя ни-ни. Обман — это грандиозная боль.

— Я не знаю, кто вас обидел и почему вы сегодня такая агрессивная, Надежда Ивановна, — наконец-то расслабившись, высказался Игорь Петрович. — Скажу одно: в случае такого отношения к обману нужно признать свою беспомощность в моменте и научиться больше не попадать в ловушки, расставленные судьбой. А если вы считаете обман болью, то воспринимайте эту боль уроком.

— Сейчас в роддоме рожает женщина… рожает мертвого ребенка, я не знаю. Зачем ей этот урок боли? — проговорила я.

— Зачатие, потеря, жизнь, смерть… Рождение — это шаг к земной жизни, смерть — это шаг к вечной жизни, — вдруг выдал Алексей Семенович.