— Ясно. Тогда, может быть наборы для выжигания по дереву? Только на днях был привоз. Раньше мы здесь ничего подобного не продавали, так что, будете у нас первым, — девушка вновь подходит ко мне, указывая рукой на полки с наборами, а я перестаю ее слушать, заметив возникшую в дверях хозяйку. Маша удивленно проходится по мне взглядом, и, скорее неосознанно, поправляет воротничок своей персиковой блузы. Сегодня на ней черные широкие брюки, прекрасно подчеркивающие стройность бедер, а на голове красуется строгий пучок, позволяющий детально изучить черты ее свежего лица, не прикрытого волосами. Мы молчим, и ни один из нас не решается отвести глаз, словно мы два человека, объединенные общей тайной, и стоит словам сорваться с губ магия развеется…
— Мария… Михайловна, — рыженькая ей приветливо улыбается. — Я тут вовсю рекламирую новую продукцию.
— Спасибо, Нин. Привет, — это уже мне. Я откашливаюсь, и как-то нелепо улыбаюсь в ответ, махнув кожаными перчатками, удерживаемыми правой рукой.
— Проходил мимо и решил заглянуть… — для чего-то оправдываюсь.
— Ясно.
— Здесь мило. И твои работы впечатляют.
— Спасибо, — Маша поправляет браслет на руке, продолжая стоять на месте, а я теряюсь, не знаю, что же еще сказать.
— Как там Семен?
— Хорошо. Учителя в новой школе его нахваливают. Ты как?
— Нормально. Я… — перевожу взгляд на невольную слушательницу, тактично отошедшую к витрине и сейчас тщательно протирающую окно. — Может быть, выпьешь со мной кофе? Или могли бы пообедать?
— Не думаю, что это хорошая мысль, — бывшая жена явно смущается, хоть и старается ничем это не выдать. Лишь румянец на щеках, который ей никогда не удавалось контролировать сдает ее с головой.
— Я понимаю. Прости, что нагрянул так внезапно.
— Ничего. Мы рады любому клиенту.
Я киваю, натягивая на пальцы черную кожу, поправляю шарф и направляюсь к двери, чувствуя, как внутри все сжимается от неправильности происходящего. Ни так должна была закончиться наша история. Если бы я хоть немного постарался, приложил хотя бы чуточку усилий, мы могли бы прожить вместе всю жизнь или, на худой конец, расстаться по-человечески, чтобы потом не испытывать неловкость во время короткого разговора.
— Маша, — поддавшись порыву, останавливаюсь, ежась от ветра, проникающего в помещение через приоткрытую дверь, которую придерживаю рукой. — Прости, — и заметив, что она растерянно приоткрывает рот, продолжая сверлить меня глазами, добавляю, — за все.
Наверное, лучше поздно, чем никогда, осознать, что время слишком скоротечно, но, несмотря на прозрение, совесть все же грызет меня изнутри. Я смотрю на отца, нацепившего на нос очки, и словно вижу его впервые: слишком много седины в волосах, слишком явны морщинки вокруг глаз, губы стали тоньше, руки слабее… Он с интересом читает книгу — смолоду неравнодушен к фантастике — и, невзирая на толстые стеклянные линзы в металлической оправе, периодически щурится, слюнявя пальцы, чтобы перелистнуть страницу. Папа заметно высох: возраст берет свое, постепенно притупляя аппетит и делая человека хрупким, до того прозрачным, что каждая вена на его руках хорошо различима сквозь светлую кожу.
— Что ж ты меня как музейный экспонат рассматриваешь? — глядит на меня из-под бровей и вновь возвращается к чтению.
— Слишком долго тебя не видел, — признаюсь, уже не обращая внимания на ноющее сердце — этих “слишком” в моей жизни достаточно. Слишком часто причинял людям боль, слишком увлекся своей карьерой, слишком давно не делал чего-то, позабыв о собственной выгоде.
— Да как же? С утра вместе завтракали! — хлопнув ладошкой по своему бедру, отец удивленно взирает на меня, но, видимо, распознав глубинный смысл моего признания, заметно смягчается. — Ты мне вот что скажи: зачем свое кафе разнес?
— Ремонт, пап. Хочу зал поделить на две зоны. Сменить кухню, переоборудовать бар.
— Это твой способ отвлечься? Лучше бы книги читал, чем с покраской возился.
— А мне нравится. Устал от бумажной волокиты. Хочу что-то своими руками делать. Вчера в сервисе под машину залез. Ковырялся до вечера, думал до кровати не дойду. А только закончил, словно второе дыхание открылось. Соскучился по всему этому, жуть.
— Значит, теперь ты у нас механик? Какой-то странный карьерный путь, ниспадающий что ли…
— Да уж, — мы в очередной раз замолкаем. Отец погружается в фантастический мир, а я размышляю над тем, как глупо упустил столько лет…
— Давай, как только закончу ремонт, уедем куда глаза глядят?
— В смысле, насовсем? — едва не потеряв дар речи, охает мой отец.
— Нет. На пару недель. Можем посетить Калифорнию. Ты ведь всегда хотел посетить родину Филиппа Дика, — устремив взгляд в обложку романа, поясняю я.
— Да ладно? Я ведь уже стар для таких путешествий!
— Брось. Кто-то в твоем возрасте находит молодую жену, а ты самолета испугался!
— А мать? Как же ее родильное отделение?
— Разродятся как-нибудь без нее. Не зря же она столько лет своих врачих гоняет? — улыбаюсь, довольно прикрывая глаза, и долго сижу в велюровом кресле, наслаждаясь шорохом страниц.