Подъем

— Все замечательно, как видишь, тоже тружусь, — кивнув головой на яркую вывеску, она довольно улыбается, и не пытается скрывать своей гордости за собственную реализацию. Она другая, совсем не та девчонка, одиноко бредущая по проселочной дороге. Не та, в которую я когда-то влюбился, ведь, чтобы кто не говорил, но я все же любил эту женщину, сейчас горделиво вздернувшую подбородок и обернувшуюся на огласивший улицу сигнал автомобильного клаксона.

— Прости, мне нужно идти.

— Да, конечно…

— Ну тогда, пока, — торопливо прощается и устремляется к мужу, выбравшемуся из машины и теперь смотрящего на меня с каменным лицом. Она не оборачивается, идет к своей цели громко отстукивая каблуками, и целует Титова, что-то говоря ему с теплой улыбкой на своих губах. Глупо, но меня словно бьет током от увиденного, и я продолжаю стоять, словно окаменев. Когда-то она смотрела так на меня, также нежно одаривала поцелуем, задерживая ладонь на щеке…

— Боже, — горько усмехаюсь и запускаю пальцы в волосы, подопнув ногой камешек.

- Какой богатырь, — выдаю с придыханием, любуясь лежащим на пеленальном столике малышом.

— Мне стыдно это признавать, но иной раз, просыпаясь с утра, я надеюсь, что мне все приснилось и в комнате меня ждет лапушка-дочка, — смеется подруга, ловко смазывая детскую кожу кремом и натягивая ползунки. — Это был последний шанс. Теперь уж точно никаких бантиков, рюшей и повязок в стиле “солоха”.

— Может быть, у тебя великая миссия выпустить в свет достойных мужчин? В наше время с ними, действительно, напряженка, — я усаживаюсь в кресло и недовольно хмурю лоб, взяв в руки неизвестного науке плюшевого зверька. — О чем думают производители?

— Зато Максимке нравится! — Света отбирает игрушку и устраивается напротив, прикладывая младенца к груди. — Скажи правду, я ужасно выгляжу?

— Что ты, могло быть и хуже…

— Маша! Где моя верная подруга, всегда готовая успокоить добрым словом?

Я улыбаюсь, следя за Софийкой, которая с сосредоточенным видом выуживает влажные салфетки из упаковки и раскидывает их вокруг себя. Сегодня был очень длинный день, полный неожиданностей и нервов.

— Я видела Медведева, — решаюсь поделиться с Ивановой последними новостями.

— Да ладно?! — она мгновенно выпрямляется, в изумлении приоткрывая рот, и ребенок на ее руках недовольно морщится, пытаясь отыскать выскользнувший из губ сосок.

— Прости, прости, — Света целует младенца и вновь занимает удобную позицию, кажется, поборов кратковременное удивление. — И как он?

— Не очень. Похож на… даже не знаю с кем и сравнить, — глупо хихикаю, но мгновенно становлюсь серьезной и сама испугавшись своего злорадства. — Боже, я ужасна, да?

— Да, если не додумалась плюнуть ему в лицо! Все-таки в мире есть справедливость, раз его неплохо поистаскало. Я схожу в церковь. Такие ситуации заставляют поверить в высшие силы!

— Светка, — смеюсь теперь уже над подругой, устраивая дочку на коленях.

— Так как это было? У тебя сперло дыхание? Затряслись руки?

— С чего бы это?

— С того, что ты — это ты!

— Нет, — признаюсь, на мгновение задумавшись и удостоверившись, что ничего подобного со мной не произошло. — Он стал другим. От таких мужчин мурашки по коже не бегают…

— И слава богу! Так, значит, завтра он явиться на Семкин праздник?

— Не думаю. Семен настроен категорично. По телефону с ним не говорит, когда Анна Федоровна пытается повлиять на него, молча уходит в комнату… Если честно, он немного меня пугает. Нельзя в тринадцать быть таким…

— Справедливым? Я никогда тебе этого не говорила, но лучше бы ты еще семь лет назад открыла парню глаза на его папашу. Рос бы и не питал иллюзий. Тем более рядом есть достойный пример для подражания. Уж не знаю, как его мать это сделала, но Сергей — просто конфетка.

— Эй, — притворно ужасаюсь, бросая в нее распашонку в яркий синий горох, — я скоро начну ревновать!

— Я не опасна, — она добродушно улыбается, поправляя халат, — я глубоко и безвозвратно замужем. Так, он надолго приехал?

— Не знаю. Мы толком и не поговорили…

— Маш, — я оборачиваюсь к Сергею, просунувшему голову в приоткрытую дверь, обрываясь на полуслове. — Поехали? Я с ног валюсь.

— Да, — взяв на руки дочь, улыбаюсь и дождавшись, когда он оставит нас добавляю. — По мне, так лучше бы он не возвращался.

* * *

— Дядя Сережа, — парень устраивается на соседнем стуле, отодвигая тарелку с куском праздничного торта. Гости уже разошлись, оставив после себя гору посуды и разбросанного по полу конфетти. Я сбрасываю с рукава блестящий кругляшек, недовольно цокая языком, и улыбаюсь, заметив, с каким интересом мальчишка наблюдает за моими манипуляциями.

— Мама, как всегда, переборщила. Теперь целый год парни будут припоминать мне эти воздушные шарики и серпантин, — подперев щеку рукой, Семен подводит итог торжества, хоть и не выглядит раздосадованным детской вечеринкой с растянутой на стене поздравительной гирляндой.

— Обещаю, в следующем году, я запру ее в комнате и не позволю собственноручно украшать дом.