Подъем

На свете нет идеальных людей. Есть лишь те, кто умело маскируют свои изъяны, до поры до времени скрывая от тебя свои худшие стороны. Улыбки, слова, нежные прикосновения, вот они — “сладкие пилюльки” для усыпления бдительности. Ходишь кругами вокруг подаренного тебе счастья в лице верного спутника жизни, умиляешься “упаковке”, а через пару лет рвешь волосы на голове, придя в ужас от умело скрытого содержания. В моем случае с Сергеем Титовым все сложилось куда лучшим образом, и если жизнь уготовила нам “долго и счастливо”, то разрывая его оберточную бумагу, мне уже не придется удивляться его резкости. Скорее в старости я сяду напротив этого красивого мужчины (а он просто обязан сохранить свой шарм и приятную наружность, как вознаграждение за пережитые до нашей встречи невзгоды), и буду диву даваться, каким же ласковым, чутким и понимающим оказался сын Светланы Викторовны. Я прищурю свои глаза, отчего количество морщин на моем лице многократно умножится, мысленно поблагодарю своего дантиста за умело созданный зубной протез, и улыбнувшись, спрошу: “И какого же черта, ты не встретился мне раньше?” А, может, спрошу его прямо сейчас, сидя в его гостиной, и наблюдая, как он освобождает ящики в своих шкафах, где хранятся преимущественно бумаги.

— Могла бы помочь, — видимо, ломая голову, куда же теперь запрятать увесистые талмуды, Сергей недовольно отбрасывает толстую пачку каких-то листов на паркет. — Ты же теперь хозяйка!

— Нет уж, работай. Мне нужно привыкнуть к обстановке, составить план по завоеванию территории и решить, куда же теперь пристроить свои пожитки. И потом, официально, в свои права я вступаю завтра, когда привезу сюда сына и пса.

— Черт! Про Дюка я не подумал. Вы решили вопрос с его недержанием? Не хочу, чтобы он изгадил наш диван.

— Наш, — смакую, посылая улыбку натяжному потолку. — Слышишь, как звучит?

— На кой черт тебе все эти вещи? — игнорируя мой сентиментальный настрой, Титов пинает коробку, доверху забитую декоративными безделушками.

— Предлагаешь мне жить в этих спартанских условиях?

— В спартанских? Ты хоть представляешь в какую сумму мне встал ремонт?

— Это твоя самая худшая инвестиция. Взамен ты не получил ничего. Ни уюта, ни элементарной радости для глаза. Завтра куплю огромный фикус. Может, хоть он спасет положение. А то не дом, а выставочный зал современной техники, — немного преувеличиваю, но считаю нужным морально подготовить человека к неминуемому появлению фоторамок на его полках и пушистому ковру в центре комнаты. Всему тому, что любая женщина приволочёт с собой в берлогу мужчины, желая облагородить новое жилище.

— Если все настолько плохо, давай менять. Выкинем к чертовой матери этот комод со всем его содержимым… Не нужно было увольнять Людмилу Петровну. В отличие от тебя, она не позволяла мне тратить время на уборку.

— Ты ей платил!

— Выписать тебе чек? Куда все это распихивать? Я даже не знаю, что это и зачем храню, — болтая в руке обшарпанным брелоком в форме скорпиона, похороненного в пластмассовой коробке с различными мелким вещицами, Титов замирает напротив меня. Я улыбаюсь, а он вновь кидает на пол свою находку, и засунув руки в карманы, вдруг меняется в лице, складывая губы в хорошо знакомой мне ухмылке.

— Тебе же нравится смотреть, как я тут мучаюсь?

— Что ты, — притворно округляя глазами, изображаю ужас. — Просто не знаю, чем тебе помочь…

— Отлично. Я больше палец о палец не ударю, — взяв в руки пульт, Сергей удаляется в кухню, а через минуту падает на диван, отпивая из запотевшей бутылки ледяное пиво. — Посмотрим-ка лучше новости.

Я перевожу свой взгляд на захламленный паркет и открытые двери шкафчиков, недоверчиво изучая расслабленного хозяина, теперь с упоением подтягивающего спиртное:

— Убирай! Ты же развел помойку!

— Вот еще. Я богат! Сказочно! Думаешь, Абрамович протирает пыль в своем доме? — закинув ноги на одну из картонных коробок, где я, кажется, бережно упаковала любимые тарелки, подаренные моей мамой на какой-то праздник, он и не думает двигаться с места.

— Ты не Абрамович! Так что перестань ломать комедию! — я сбрасываю его ноги и уношу свой фарфор подальше, но так и не добившись цели, решаюсь загородить собой экран.

— Сергей! Половина первого! Чем быстрее ты закончишь, тем скорее я разберусь со своими вещами!

— Нет уж. Сама, девочка. Все сама.

— И не подумаю!

— Тогда, будем жить так. В комнате Семы все довольно прилично. Если боишься, что парень упадет в обморок, увидев все это, — обведя пальцем воздух над своей головой, продолжает Сергей, — согласен повесить замок на дверь.

— Вот! — недовольно тычу пальцем ему в лицо. — Я даже еще не переехала, а ты уже ведешь себя хуже некуда!

— Не я первый это начал. Не нужно было тут улыбаться, пока я трудился в поте лица.

— Ладно, — сверкая глазами, кажется, скалюсь и иду на кухню за мусорным ведром. — Отдыхай! Только потом не вздумай ругаться, если случайно я выброшу твою коллекцию ручек или, к примеру, — взяв в руки его тапки, — эти отвратительные калоши!