Единственным способом противодействия процессу отъема и перераспределения собственности, который происходит сегодня в Москве в массовом масштабе, является, на манер средневековой Англии, практика огораживания. Наш кооператив огородил решеткой свой дом, детскую площадку, парковку, небольшой садик, где мы высадили деревья, взяв ростки в Ботаническом саду МГУ. Решетки стоят на каждом этаже при входе в квартиру. То же самое происходит и с другими домами. Москва, как и в лучшие времена, начинает жить за решетками, хотя это не спасает от хищнического использования коммуникаций, дорог, путепроводов. Здесь господствует произвол, это бесконтрольное царство строительных фирм при попустительстве городских властей. При такой практике пробки на дорогах, обрушение зданий, провалы на проезжей части не случайность, они строго запланированы строительными планами городских властей.
Всё это, правда, феномены новой Москвы. Но в Москве еще многое сохранилось от старой столицы, от ее истории, архитектуры, традиций. Чтобы понять Москву, лучше всего сравнить ее с другой, пусть бывшей, столицей России – с Петербургом. С того момента, как я стал москвичом, Петербург, тогда еще Ленинград, был для меня точкой притяжения. В XVIII в. англичане, в особенности английские художники, завершали свое образование поездками в Италию, чтобы познакомится там с искусством и архитектурой Возрождения. Это называлось «Grand tour» – путешествием с целью образования.
В молодости поездки в Ленинград были для меня такими «образовательными путешествиями». Поэтому в Петербурге я бывал часто. Посещение Эрмитажа и Русского музея дало мне, быть может, больше, чем всё последующее изучение истории искусства. В студенческое время, по университетскому обмену, здесь мы проводили совместные заседания студентов-философов ЛГУ – МГУ. Позднее я, работая в Институте теории и истории искусства Академии художеств, приезжал в качестве ревизора от Российской академии художеств на ежегодный экзамен в ленинградскую академию. Несмотря на то что мне предоставляли роскошный номер в гостинице «Астория», я этими поездками тяготился. Роль инспектора по искусству была мне не по душе. Но зато это давало возможность знакомиться с Петербургом, с его музейными сокровищами, букинистическими магазинами, и главное – с его замечательной архитектурой. Во всяком случае, я нашел в этом городе много прекрасных мест и сегодня не считаю себя в нем чужим.
Уже давно, быть может, полвека назад я задавался вопросом: в чем различие Москвы и Петербурга? Каковы точки их притяжения и отталкивания? На чем строятся их отношения? Основаны ли они на отношениях главного и неглавного, мегаполиса и полиса, столицы и провинции, или же это чисто родственные, можно сказать, семейные, братские отношения? Ответить на эти вопросы было непросто, потому что в каждом городе были свои видимые достоинства и не менее явные недостатки. Необходима была определенная система отсчета.
Для себя такую систему я нахожу в геометрии, в понимании жизненного пространства. Петербург для меня – это торжество строгой геометрии, культ прямой линии, тогда как Москва – торжество центра и замкнутой окружности, которая множит себя как круги на воде. Если переводить это на язык эстетики, то следует сказать, что Петербург – создание просветительского рационализма, с его культом ясности и четкости, тогда как Москва – это воплощение барочного сознания, с его контрастами высокого и низкого, рационального и иррационального, телесного и духовного. Петербург – это эстетика прямой линии, Москва – это символ замкнутой линии, или, если хотите, круга, окружности.
Уже генетически Москва и Петербург создавались по разному плану и по разным образцам. Москва с ее многочисленными церквями, Кремлем и соборами была «третьим Римом», Петербуг, созданный по рационалистической воле Петра, должен быть Северной Пальмирой и воспроизводить образ Венеции. И хотя Москва не стала Римом, а Петербург – Венецией, культурные прафеномены этих городов порой проглядывают в архитектурном комплексе и жизненном укладе обеих столиц.
Если Петербург строился по четкому плану, то Москва как город, создавалась более или менее хаотически, из единого центра, который, как средневековый город, окружался бульварными кольцами, первым, вторым, третьим, а сейчас и четвертым. Неизвестно, сколько еще таких колец будет. Всё московское пространство сжато, как обручами, этими кольцевыми дорогами. Все остальные дороги идут, как радиальные лучи, из одного центра.
Следует сказать, что все эти особенности культурного пространства проявляются не только в архитектуре, но и в традициях, стиле жизни и, я бы сказал, в способе мышления и мироощущения.