Подержанные души

– А ваш народ видел новых Торговцев Смертью? – Беличий Народец умел различать сияние предметов с душой, как и она, и вопросом, почему оно так, Одри никогда вообще-то не задавалась, но талант этот был полезный, когда она по ошибке заставляла их красть души из лавок Торговцев Смертью.

– Мы не искали, – ответил Боб. – Я их послал смотреть только там, где мы уже бывали, потому что слышал, о чем вы говорили.

– И сосуды души нигде просто так не валяются? – спросил Чарли.

– Не-а, – ответил Боб.

– Если все те души остались несобранными…

– Плюс те, что в ежедневниках у тебя и у Риверы, – добавила Одри. – Она взглянула на Боба. – А мог бы Народ Белки помочь Чарли найти сосуды души хотя бы из его ежедневника?

– Нам нужны новые костюмы, – сказал Боб.

– Что, прости?

– Ты сделала нам каждому лишь по одному наряду. Они снашиваются. – И он выставил локоть своего красного мундира, показывая дырку на нем.

Одри произнесла:

– Ну, я б, наверное, могла заштопать…

– Я бы хотел кожаные латы, – сказал Боб. – Как у самурая. Как у сёгуна.

– Но, говоря строго, одежда вам даже не нужна, – сказала Одри.

– Говоря строго, она никому не нужна, – ответил Боб.

– Ваши наряды занимают слишком много времени, Боб. Они – миниатюрные театральные костюмы. А их шить на самом деле гораздо трудней, чем обычную оде-жду, потому что они меньше. Вряд ли я смогу…

– Прекрасно, – сказал Боб. – Народ в тебе больше не нуждается. – И он вновь скрылся в кладовой дворецкого.

– Она провиант покупает, – крикнул Чарли ему вслед.

– Мы сами еду найдем.

– Одежда – все равно просто украшение для эго, – сказала Одри.

Боб остановился, потом вернулся, встал в дверях и выронил виложку. Расстегнул латунные пуговицы своего красного мундира и распахнул его, обнажив пересекающиеся волокна мышц, натянутые на кое-какую кость; некоторые ткани цвета ветчины заползали ему на шею и начинали лепить начала щек на черепе бобра, который служил ему лицом. Высокий воротник мясоеда скрывал это продвижение.

– Украшение для эго? – переспросил Боб.

– Ой, ага, – произнес Чарли. – Ну так ты на это погляди. – И он принялся развязывать на себе халат, но Одри вскинула руку и остановила его.

– Я сошью новую одежду, – сказала она.

– Для всех нас, – сказал Боб.

– Для всех вас, – подтвердила Одри.

– И сменку. Чтоб можно переодеваться.

– Договорились, – произнесла Одри. – Начну сего-дня вечером.

– Хорошо, – сказал Чарли. – Потому что если мы этого не провернем, тьма восстанет вновь, а ты знаешь, что тогда бывает…

– Кстати, да, – произнес Боб. Он застегнул на себе мундир, подобрал свою виложку и вознамерился уходить. – Может, тебе стоит тоже вооружиться виложкой или еще чем.

– Что? – Чарли поскакал вслед за Бобом в кладовку, но того и след простыл. Чарли вернулся в гостиную. – Там за мусоркой вентиляция, уходит под самый дом.

– Ты не чудище, Чарли, – сказала Одри.

– Все в порядке, – ответил он, отмахиваясь от нее хищным когтем. – Но я не могу в таком виде души собирать – а Беличьему Народцу не доверяю.

– У меня есть мысль, но она может показаться немного, э-э, унизительной.

– Нас только что отымел парень, который носит – виложку.

– Это верно. А кроме того, поскольку официально ты по-прежнему Торговец Смертью, – по крайней мере, ежедневник твой еще работает, – надеюсь, что ты по-прежнему окажешься незрим, когда будешь изымать сосуды души.

– Не незрим, люди просто тебя не видят. А если привлечешь к себе их внимание, могут заметить.

– Тебе ж не нужно было быть голым на этой работе, правда?

– Нет.

– Хорошо, потому что…

– Да, я знаю, – сказал он.

– Про кошачьи переноски тебе известно?

– Нет, я думал кое о чем другом.

– Вам меня видно? – спросил Ривера у мужика со шва-б-рой. По-настоящему изъяв несколько сосудов души согласно именам у себя в списке, он как Торговец Смертью уже начал обретать некоторую уверенность в себе. Ему удалось даже войти в дома двух своих “клиентов” незамеченным, проскочив совсем рядом с людьми, которые не отдавали себе отчета, что он здесь. Долгие годы работы в полиции подготовили его к тому, чтобы входить в жилища с особенной предосторожностью, поэтому он, чтобы облегчить себе муки совести, и начал думать об именах у себя в ежедневнике как об ордерах, которые потеряют силу, если их вовремя не исполнить. Со свежими именами это получалось, со старыми – не очень, но вот это имя возникло у него в ежедневнике только сегодня утром. А теперь его застукали прямо в хосписе, у кровати несчастной женщины, как какого-то трупокрада. С этим можно было справиться всего одним способом – засветить мужику бляху до одури. – Инспектор Альфонс Ривера, – произнес он, распахивая свой служебный бумажник и предъявляя семиконечную золотую звезду. – Убойный отдел Управления полиции Сан-Франциско.

– Угу, – произнес мужик со шваброй без того почтения, на какое надеялся Ривера. – А я Жан-Пьер Батист. Что-то ищете, инспектор? – Мужик был черный, лет шестидесяти и говорил с музыкальным карибским акцентом – с того острова, где говорят по-французски, догадался Ривера.