Подгоряне

Генерал, поселившийся в его лесных угодьях, был русский. Говорил по-молдавски плохо, хотя и приезжал сюда каждое лето. И когда у него прорывалось словечко вроде "сварганил", мош Остап выходил из себя. Он участвовал в первой мировой войне, во второй хоть и не участвовал, но весть о падении Берлина и о знамени, водруженном над рейхстагом, первым принес он в Кукоару, во все подгорянские селения. По всем деревням и селам женщины обнимали и целовали доброго вестника. То же самое делали старики, старухи и дети. Последние подбегали к нему со всех дворов и цеплялись за его штаны, рубаху, подобно репейникам. А он шел улицей и вовсю трубил в свой охотничий рог. Трубил одержимо, трубил непрерывно, и торжественно-трубный глас разносился далеко окрест. В короткие перерывы возглашал во всю такую же трубную свою глотку: "Война кончилась, добрые люди! По-бе-да-а-а!!!" Во многих церквах в ответ ему начинали звонить колокола, и звон их согласно сливался с голосом охотничьей трубы мош Остапа.

А вот сейчас тот же Остап пошумливает на генерала, убеждая его, что слово "сварганил" не русское, так русские не говорят; уж он-то, Пинтяк, хорошо знает, что таких уродливых словечек в русском языке нету. Не зря же служил в русской армии в первую мировую, даже речь держал на солдатском митинге в Екатеринославе, разъясняя политику большевиков. Правда, вскоре после своей пламенной речи, произнесенной, разумеется, по-русски, Пинтяк потихоньку подался домой, но так поступали и другие "защитники веры, царя и отечества": всем им захотелось поскорее повидаться с женой и детьми. Весть о совершившейся Октябрьской революции настигла Остапа Пинтяка уже у родимого порога."

Мош Остап был старше Шереметова дружка-генерала. И по годам, и по виду — старше. И голова побелее генеральской, а вот торчавшие во все стороны усы оставались почти черными и поскольку топорщились, то и придавали своему владельцу вид некоторой заносчивости. Но и они вдруг уныло повисли, когда ни генерал, ни Шеремет не захотели даже попробовать его ухн. Нарочно отошли в сторонку и похлебывали "пустую" генералову юшку с размоченными в ней сухарями. Оскорбленный в самых лучших своих побуждениях, мош Остап, кажется, с большей яростью принялся за свою уху. Окуная рыбину в соус из чеснока, перца и еще каких-то немыслимых приправ, он брал ее губами и, точно играя на губной гармошке, проводил от одного угла рта к другому. В результате этой мгновенной операции мясо поглощалось, а рыбий скелет выбрасывался на землю.

Перед тем как опрокинуть в себя чарочку, лесник тщательно прибирал и усы, и рот, будто собирался осенить себя крестным знамением.

Священнодействовал не только в приготовлении, ухи, но и в ее поедании и запивании. Правду сказать, я мало в чем уступал в этом деле мош Остапу, а потому и оказался для него самым подходящим компаньоном.

Алексей Иосифович видел, как здорово у нас получается, и вздыхал. От великой досады поворачивался то спиной к нам, то боком к генералу. Наконец душа не выдержала, и Шеремет протянул руку к здоровенному сазану на тарелке мош Остапа.

— Чуть присоленная, рыба имеет совершенно иной вкус, — заметил Алексей Иосифович.

— Нет, товарищ партейный секретарь! Настоящую-то, истинно генеральскую уху вы еще не едали. Вот если б я, окромя рыбы, положил в котел две-три курицы вместе с потрошками, тогда получилась бы та самая… Такую я делаю с инженером из совхоза, когда он собирает все машины на техосмотр. Пока милиционеры-гаишники колдуют у сорока грузовиков, в больших казанах отваривается куриный бульон. Потом кидаю в него рыбу всяких пород и размеров. Рыба варится в курином бульоне, а на углях поджаривается перец, в маленькой ступке я толку чеснок. В других больших чугунах готовится мамалыга. И когда у меня все готово, заканчивают свою работу и гаишники. И техосмотр превращается в юбилей. Он отмечается каждый год. И каждый год я готовлю чудо-уху; начиняю фаршем из печени, селезенки, из бараньего гуська то есть, четы-рех-пятикилограммового ягненка. В фарш, понятное дело, всегда добавляю мелко изрубленные вареные яйца, смешанные с зеленым лучком, ну и, конечное дело, немножечко перца… Ягнячью тушку, всю, как она есть, заворачиваю в тесто. Потомится в печке сколько положено — вынимаю. Дух разносится вокруг такой, что тут самый жадный до работы человек бросил бы все и побежал сломя голову к моему чудо-барашку!.. Почему-то именно к этой минуте заканчивался, говорю, и техосмотр. Можете представить, с каким аппетитом поедали всю мою стряпню работники ГАИ?!

— Перестань, мош Остап!.. С ума можно сойти от твоего рассказа! — умолял, смеясь, Шеремет. — Не видишь разве, что у генерала слюнки потекли?

Он вон подскочил и побежал в лес — подальше от греха…