Читаем Подгоряне полностью

Первые минуты повествования мош Остапа генерал еще терпел. Помогал своему терпению тем, что выходил на берег будто бы проверить удочки, приносил из лесу несколько подобранных им сухих хворостинок. Но когда рассказчик дошел до фаршированного барашка, завернутого в лист из теста, суровое лицо старого воина исказилось до неузнаваемости и генерал подался в глубь леса. Там собирал хворост и ругался, как настоящий сапожник.

— Вы уж меня извините, Алексей Иосифович, — оправдывался лесник, — мне хотелось, чтобы и вы знали, как варится настоящая уха!.. Как мы с нашим инженером проводим техосмотр!..

Сказав это, мош Остап по-гайдуцки свистнул. На этот свист ответило конское ржание из глубины леса. Через какую-нибудь минуту и сам конь встал перед хозяином, как "лист перед травой". То был красивый рысак, упитанный, с лоснящейся шерстью. Он играл раздвоенной, упругой грудью, как юная дева, ищущая любви. Приблизясь, красавец нетерпеливо бил копытом, вытаптывал под собой травку.

— Ну, ну, успокойся! — поласкал своего четвероногого друга и голосом и глазами лесник. Затем надел уздечку, оседлал. Ягдташ и охотничий рог приторочил к седлу.

— Вы уж не гневайтесь на меня, ежели сказал что-то лишнее! — продолжал оправдываться мош Остап. — В лесу-то мне не с кем разговаривать… Разве что вот с ним… с конем. Он хоть и понимает все, но разговаривать по-людски не умеет… Так что извините меня!

Мош Остап распрощался с нами и уехал. Приспела пора и нам расстаться с генералом: Алексею Иосифовичу было нужно заглянуть на строительную площадку и посмотреть, как возводится новый винзавод в соседнем селе Виноград в совхозах уже розовел, а стройка продвигалась медленно. Шеремет предложил сначала подбросить меня до Кукоары, но я отказался. Отказался не из вежливости: мне хотелось подольше побыть в родном лесу, в котором не бывал много-много лет, пройтись по лесной тропинке, послушать шепот листьев, пение невидимых пичужек, просто подышать воздухом, настоянным на множестве лесных ароматов. Мог ли я отказаться от всего этого?!

— Когда станет невмоготу ждать, когда станет невтерпеж от вынужденного отдыха, уходи в эти края, поближе к палатке моего генерала! — говорил Шеремет на прощание. — Он тоже умирает со скуки. Удочки его не умеют говорить, так же как и конь мош Остапа. А рыба тем паче. Молчит как рыба…

Учись человеколюбию у лесника. Он не только развлекает генерала своими побасенками, но иногда остается спать вместе с ним в его палатке.

К приглашению Алексея Иосифовича присоединился и сам хозяин маленького этого лагеря. Генерал подвел меня к своей машине и показал целую библиотеку книг. Я пообещал наведываться. Признаться же в том, что к рыбной ловле совершенно равнодушен, не решился…

Был у меня еще один серьезный должок перед родными краями. Имея бездну свободного времени, я не посетил до сих пор памятника партизанам, славным этим лесным мстителям. А дома у нас много говорилось о нем. Поставленный в глубине дубравы, молчаливый обелиск многое мог сказать живому человеческому сердцу.

4

Алексей Иосифович Шеремет очень гордился такими памятниками.

Рассказывал мне, с каким трудом добывался для них материал, особенно алюминий. "Разжился" им на одном авиационном заводе. Доброхотливый и понимающий, для какого святого дела испрашивается у него металл, директор предприятия поделился частью металла, забракованного для производства машин.

Но и такой алюминий выхлопотать было нелегко: по всей огромной стране возводились обелиски — памятники павшим героям, и везде строители не могли обойтись без этого белого металла.

Не хватало алюминия и для иных нужд. Архитектурные украшения новых зданий, например, и не мыслились без него, но из-за алюминиевого кризиса многим приходилось искать заменители, и замысел инженеров-строителей не мог воплотиться в жизнь полною мерой.

Шеремет же достал-таки алюминий для памятников в его районе. Ну, а как достал, лучше и не спрашивать!" Когда люди захотят помочь друг другу, они найдут, как это сделать. Не было, скажем, бетонных столбов для виноградников, но с одной московской фабрики привезли прямые как стрела слеги, сделанные из вьетнамского бамбука. Позже та же фабрика освоила производство цементных столбов (привозить бамбук за тысячи верст все-таки накладно!). Но случилось это не скоро. Долгое время цемент был чрезвычайно дефицитным материалом, так что легче было раздобыть бамбук во Вьетнаме, чем цемент в молдавском местечке Рыбница, — и так было.

Я шел через лес узкою стежкой, прозванной "тропинкой Виторы".

Перейти на страницу:

Все книги серии Роман-газета

Мадонна с пайковым хлебом
Мадонна с пайковым хлебом

Автобиографический роман писательницы, чья юность выпала на тяжёлые РіРѕРґС‹ Великой Отечественной РІРѕР№РЅС‹. Книга написана замечательным СЂСѓСЃСЃРєРёРј языком, очень искренне и честно.Р' 1941 19-летняя Нина, студентка Бауманки, простившись со СЃРІРѕРёРј мужем, ушедшим на РІРѕР№ну, по совету отца-боевого генерала- отправляется в эвакуацию в Ташкент, к мачехе и брату. Будучи на последних сроках беременности, Нина попадает в самую гущу людской беды; человеческий поток, поднятый РІРѕР№РЅРѕР№, увлекает её РІСЃС' дальше и дальше. Девушке предстоит узнать очень многое, ранее скрытое РѕС' неё СЃРїРѕРєРѕР№РЅРѕР№ и благополучной довоенной жизнью: о том, как РїРѕ-разному живут люди в стране; и насколько отличаются РёС… жизненные ценности и установки. Р

Мария Васильевна Глушко , Мария Глушко

Современные любовные романы / Современная русская и зарубежная проза / Романы

Похожие книги

Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги / Проза