Подготовительные курсы

   Он вдруг стал каким-то грустным. Кто знает, какой глубоко зарытый пласт  его души пошевелил я своими признаниями.

   Какие тайны рода Пацюков, идущие от гетмана Мазепы, или ещё дальше – подняли вдруг свои головы, проверяя, правильно ли их потомок распоряжается ими…

   Какие письма, и каким турецким султанам писали его предки?

   Ходячим учебником истории был  и мой Пацюк, но содержания я так и не узнал. Страницы не открылись…

   Холодный ветер со снежной крупой бил нам в ветровое стекло. Фонари встречных УАЗиков, везущих, по мере сил, свою контрабанду,   на мгновение слепили нам глаза.

– Усе, – сказал Пацюк. – Подьезжаем.

ГЛАВА 36

    От  того места, где мы остановились, до пограничного поста оставалось километра два. Мы сидели в машине.  Медленно работали дворники, очищая с ветрового стекла снежную крупу.

    Впереди просматривался пограничный пункт, вышки, прожектора, колючая проволока – всё, как положено.

    Пацюк давал мне последние инструкции, прям как Штирлиц – постору Шлагу, или как шеф Британской разведки агенту 007.

    Я так и сказал про себя: «Иванов. Вася Иванов…»

    Получилось и смешно, и грустно.

– Дывысь, – инструктировал меня Пацюк. – треба идти ровнюсенько вдоль поста. Шоб ты йго всё время видел. И помни – ты их видишь, а они тебе – нет!  Иди спокойно! Не ты первый, не ты последний.

   Я поёжился. Страшно было выходить из машины. Хотелось уцепиться за Пацюка, как за родного дядьку…

– Телефон выключи. Собак не бойся. Хай соби брешуть. Обычно погранци их самих не спускають.  Идёшь примерно час. Выйдешь с той стороны на просёлок,  телефон включай, и звони мне. Я подъеду. Ну, давай. С Богом.

– А Вы… Вы как?

– Я – через пост. У меня – документы есть.

    Я вышел из машины. Холод обьял меня… Пацюк уехал, и я остался один перед вспаханным полем. Вдали мерцали огни пограничного поста.

   Господи! Помоги!

  Я встал на вспаханное поле. На промёрзлую землю, присыпанную снежной крупой…

   Встал, и тут же провалился. Это же была пахота…

   Так я и пошёл один, в полной темноте и в тишине. Сначала мне было холодно, но потом, от быстрой ходьбы по пересечённой местности, мне стало жарко.

    А ещё мне было страшно. Периодически с пограничного поста по вспаханной полосе прохаживался луч прожектора.  И мне приходилось падать на мёрзлую, холодную землю. Холод земли обнимал меня, и я   представлял автоматную очередь над своей головой. Представлял совершенно реально…

    И никто, никто не спас бы меня… Никто и не узнал бы,  что я остался лежать тут, на этой перепаханной мёрзлой земле.

   «По тундре, по широкой дороге…»

   Паспорта у меня нет.   Единственный документ – военный билет. Где я ограничено годен в военное время. И ни на что не годен в мирное…

    Мама, мама… Упал мне с неба «псориаз». Не пошёл я в Армию…

    Я передвигался по мёрзлому полю и мне казалось, что мой путь бесконечен.

   Один раз я споткнулся о камень, упал,  и так больно ударился ногой, что из глаз брызнули слёзы.

   «Сейчас я сломаю ногу, – подумал я, – и поползу на пограничный пост. И буду вопить: «Пограничнички милые, вызовите «Скорую», и спасите меня, дурака… Спасите меня… Делайте со мной, что хотите! Хоть высылайте меня из страны…».

    Я покорчился на земле, зажав руками больную ногу.

    «Есть ли на свете такая страна, куда меня можно выслать, – всхлипывал я. – А-а-а… Куда ж меня высылать?»

     И тут мне стало смешно.

     «На Кавказ! – смеялся я, катаясь по мёрзлому полю. – Куда ещё высылают «Героя нашего времени»…

ГЛАВА 37

     В начале пути, падая на землю под лучом прожектора, я не думал ни о чём. Но после того, как я ушиб ногу, способность размышлять ко мне вернулась.

   Да, я был всё тем же Васькой, которому надо было дать в лоб, чтоб он начал думать. В данном случае, сошла и нога. Что поделаешь! Расту…

    Когда очередной луч прожектора свалил меня на мёрзлую землю, я приступил к допросу беглого зэка:

– А что это ты, Васенька, никак не хочешь спросить себя о том, почему ты здесь оказался?

– Отстань! – ответил я сам себе.

– Не отстану. Колись, глина!

– Чего ты хочешь? Чтоб я сказал о том, что я дурак?

– Дураком не отделаешься.

   Следователь Василий Сергеевич Иванов был строгим панем. Он меня расколол.

– Да, да! Я воровал! Все воровали! Я воровал у вора! – кричал я ему прямо в лицо.

– Ты воровал. В этом суть.

– Да! Отстань, наконец! Отвалите от меня все!

– Думай ещё! – наступал следователь.

– Не хочу!

– Хочешь, или не хочешь, но ведь это было!

– Я прелюбодействовал, – сознался я.

    Ух, как мне не хотелось в этом сознаваться! Неужели я так уж виноват?

– Да,  – невозмутимо подытожил следователь. – Ты виноват. Дальше!

   Мне ничего не оставалось, как продолжать.

– Я завидовал. Я  Мише завидовал! И даже Мите! А когда появилось кафе… Но я не знаю, как это назвать!

– Знаешь.

– Знаю. Чувство превосходства… причём – на пустом месте. Тщеславие? Всё, сознаюсь! Ты раздолбал меня! Чего тебе ещё надо?!

–  А кем ты себя возомнил? Тоже мне! Ты! Чичиков,  Раскольников, и Печорин!  Един в трёх лицах!

–  Ты хочешь опустить меня ниже плинтуса…

– А ты посмотри внимательно, где валяешься. Тут яма. Плинтус – выше. Вспомни-ка про паспорт.