Подкарпатская Русь (сборник)

Будь они хоть раззолотые спецы в своём тоже нужном деле, а коль не при земле служат – не та, не та им стариковская цена, совсем не тот почёт.

Теплила душу одна надежда. Маричка.

Дохаживала десятый класс.

Разговоров про отъезд не затевала.

Напротив, с большим ещё старанием нéжила звеном свой опытный школьный участочек. А выпади вольный час, неслась ветром на соседнее поле к Вернигоре, к отцу подглядеть, и как сеют, и как глубоко заделывают семена, и как смотрят за посевами…

Не-ет, не похоже, что Маричка утянется с земли.

Это одно по-настоящему радовало, грело стариков.

И – сбивало с толку.

Как же так? – томились старики в догадках. Все трое одного корени. Поднимались на одной каше кукурузной. Бегали в одну школу. Рвали с огня, тянулись в нитку в одной ученической бригаде…

Так как же получилось, что Петро и Анна, пройдя все те же круги, сошли с земли, а Маричка осталась?

Хотелось старикам взять себе в ум, понять, какими же ниточками привязана дивчинка к земле, – не могли. Перебирали, тасовали, как колоду карт, её прошлое, короткое, чистое, ничего особого не находили и ясно улыбались, припоминая потешные картинки из её детства. Не всякие следы ветер песком заносит.

То вот она, набрав с початков волосу, вплетала себе в косички и во всю прыть мчалась к отцу-матери похвалиться, какая ж она хорошка с шёлковыми кукурузными косами.

То вот составила из янтарных зёрен мудрёный, только ей понятный узор.

То… Девочка вся так и светилась желанием завести кукурузное ожерелье и – не завела: «Зёрнушкам больно, когда протыкают их и носят на нитке. Зёрнушки будут плакать…»

То…

Сели как-то в январе лущить кукурузу. А Маричка утаскивает куда-то кочан за кочаном. Прячет.

– Ты что это вытворяешь?

– А зачем выгоняете зёрнушки из домиков на холод? – кажет на сухие толстые, с ножкой, листья-стаканы, где только что ещё жили початки. – А ну выскочи кто сам босиком на снег – сразу назад в тепло крутнёшься!

День бежит, неделя летит, годы скачут…

Подросла, подбольшела Маричка.

Воротилась раз из школы и отцу:

– Татонько! А вы знаете, учительница назвала кукурузу лучшей из всех хлебов!

Посмеивается отец:

– Теперь знаю.

– И везде её любят. Давно любят… Когда она появилась у нас?

– Читать не доводилось, а слыхал от дедов. Давненько. И как!.. В войне с турками один наш отряд попал под Белградом в плен. Замирилась война. Родичи отдали за каждого невольника выкуп и только потом, ой и нескоро, отпустили. Один истокский отчаюга и прихвати кочешок до се неведанного мелая[95]. С нашего, с истокского, поля он и пойди по окрестным полям, а там дальше, дальше…

Легенда ли это, быль ли…

После школы Маричка пошла в звено к отцу.

Вместе на поле, вместе с поля.

Не знал старик Верейский большего счастья, как жить с дочерью одними хлопотами, одними думами.

Радовался в душе, что Маричка упрямо доходила до сердцевины всякого дела, докапывалась до нутра цепким, молодым разумом и вовсе не стеснялась тормошить его самого, напористо выведывая, как способней, как лучше делать это, это, это.

Отцу ли тут скупиться!

– Учись, доня, учись… Чему научишься смолоду, в старости не забудешь…

Богатую сняли страду.

В декабре, на первом при Маричке годовом собрании звена, отец и скажи в грусти:

– Спасибо всем вам за доверие. Как мог, так и оправды– вал день в день все двадцать лет… А больше я не батька звену…

Ему с тревогой возразили:

– Самоотвод не принимаем!

– Что самоотвод… Годы плывут, как вода. Вот и подплыла моя пензия…

– Ну-у… Пенсия подождёт. Этой мадамке спешить неку– дочки!

– Да нет, – стоит на своём, – день за днём и ближе… Здо– ровье уже не то. Всё меньше остаётся земелюшку топтать.

– Во-он вы куда-а… Да вы ещё воробья переживёте!

Отемнел лицом Егор Александрович. Пожал плечом, тихо, но твердя обронил:

– Как хотите, власть звеньевого сымаю с себя. Пойду рядовым.

– И что, никого не присоветуете заместки себя? Без пастуха ж и овцы не стадо…

– Сами выбирайте атамана. Тут я сторона.

Молчание было короткое.

– Егор да свет вы наш Александрович! – ласково пропел кто-то. – А коли мир пожелает атаманшу да с вашей фамильностью? Марийку! Только год с нами, а добре выказала себя. Дивчина в работе боева, горячущая. Про таку не грех сказать: или дай, или вырвет!

Другой голос:

– Трудолюбка. Уже на восходе не ждёт захода солнца. Как некоторые.

Третий:

– При доброй грамоте. Земля слухом полнится, в заоч– ный сельский институт вроде как настраивается… Помним, в школе была звеньевая. А что будет самая молодая звень– евая в хозяйстве – грех невелик. Ну чем не верховодка?

Выбрали Маричку в один голос.

Верейские сажали картошку.

На ту пору звено всего помалу выхаживало. Это каких три последних года стало знать одну лишь кукурузу.

На беду, с картошкой ещё не управились – слёг Егор Александрович и в скорых днях отошёл.

А вокруг цвели сады, в нарядах невест роскошничали яблони; белые иголочки кукурузных ростков, подталкива– емые силами земли, прокалывали её изнутри и быстро, будто из воды, тянулись к свету жизни.

Горе сделало Маричку намного взрослей.

Уже первый её урожай был на целых пять центнеров выше отцова.