Подкаст бывших

Лгать маме в прямом эфире, когда она сидит так близко, еще хуже. Но в данном случае дело не во мне. Или, по крайней мере, не совсем во мне.

Я глубоко вдыхаю и говорю в микрофон так твердо, как могу.

– Для меня этот выпуск особенно важен, потому что я потеряла папу, когда мне было восемнадцать. В выпускном классе старшей школы. – Я делаю паузу – непреднамеренную паузу, потому что даже несмотря на то, что я, сидя здесь, не вижу, как тысячи людей слушают меня, я знаю, что они это делают. Они слушают эфир прямо сейчас и будут слушать его потом. А я буду терять его раз за разом. – Папа – тот, кто привил мне интерес к радио. У него была мастерская по ремонту электроники – «Гаджеты Голдстайна». Может быть, жители Сиэтла ее помнят. И да, как всем вам известно, мой голос не подходит для радио… – я жду, пока Доминик посмеется над этим, но он этого не делает.

Я прочищаю горло и продолжаю:

– … но вот у моего папы был голос что надо. И раз уж мы собрались говорить о любви после утраты, я решила, что лучшего гостя для этого выпуска, чем моя мама, не найти. Она тоже его потеряла – но не так, как я. Э, мам… спасибо, что пришла. Можешь представиться.

Под столом мама сжимает мое колено.

– Меня зовут Лианна Голдстайн. Я скрипачка в Сиэтлском симфоническом оркестре вот уже двадцать пять лет. А еще я Стрелец.

В комнате раздается пара мягких смешков.

– Расскажешь нам, как познакомилась с папой?

– Дэн Голдстайн, – говорит она, и хотя она знала, что с этого мы и начнем, в ее манере нет ничего заученного. Она естественна, но преисполнена потрясающего достоинства, как на сцене, но лучше, потому что это ее голос. – Мы познакомились у него в мастерской. Мой метроном сбоил, и я решила наудачу отнести его Дэну, чтобы тот его починил. И, к моему удивлению, он это сделал. При этом выглядя чертовски обаятельно. – Ее лицо охватывает паника. – Ой, а тут можно говорить «чертовски»?

Я убеждаю ее, что все в порядке – Комиссия не станет нас за это преследовать.

– Сегодня нам также повезло пригласить в студию Фила Аделеке, другого скрипача из Сиэтлского симфонического оркестра, – говорит Доминик.

– Это я, – говорит Фил с обычной веселостью.

– Вы с Лианной сидите рядом вот уже…

– …почти двадцать пять лет, – подхватывает он и смеется вместе с мамой.

– Можете рассказать нам о своей жене?

Веселость не исчезает полностью, но немного тускнеет.

– Я познакомился с Джой во время учебы в университете в Бостоне – в Ассоциации западноафриканских студентов. Мы оба были из Нигерии и приехали в Штаты учиться. Она изучала историю, а я – музыку, и на выпускном я сделал ей предложение.

Он рассказал о том, что брак не был идеальным, потому что таких браков не бывает. Им не всегда хватало денег, а ее первое столкновение с раком спустя год после замужества едва не уничтожило их обоих. Но она добилась ремиссии, и какое-то время все было стабильно. Они переехали в Сиэтл, где она устроилась в университетскую библиотеку, а он – в оркестр. Четверо детей. Ипотека. Кошка. Нежданные котята.

А затем рак вернулся.

– Не представляю, как вы со всем этим справились, – говорит мама Филу так, словно они общаются наедине – именно в такие моменты проступает величие радио. – Со мной все случилось так внезапно. Вот Дэн был совершенно здоров, а на следующий день его не стало. Это невероятно несправедливо, и я это знаю. Но у меня все равно болит сердце из-за того, через что прошли вы.

– Давай не будем мериться трагедиями, – говорит Фил с грустным смешком. – То, через что прошла ты, – ужасно. То, через что прошел я, – тоже. И менее ужасным ни то, ни другое никак не сделаешь.

Мы с Домиником откидываемся в креслах, давая им рассказать переплетающиеся истории.

– Я правда верила, что для меня все кончено, – говорит мама. – Мне повезло обрести любовь всей жизни, а затем наступил конец. Я ни с кем не встречалась. Не заводила онлайн-профили и не пользовалась приложениями, хотя некоторые друзья призывали меня это сделать. Прошло пять лет, и они говорили мне, что пора бы уже «почаще выходить в свет». Семь лет – и по-прежнему ничего. – Она качает головой, и мне хочется сказать ей, что этого никто не увидит. – Ни о каком «свете» не могло быть и речи.

– Мы сидели плечом к плечу, – говорит Фил, – и не подозревали, что оба одинаково горюем. Все эти годы.

В этот момент мои глаза встречаются с глазами Доминика впервые за все время, что идет запись. Когда он отворачивается первым, я ощущаю резкий толчок в грудь, а затем острую боль.

Ближе к концу мы принимаем пару звонков. Люди хотят поговорить с мамой, с Филом. Женщина, потерявшая мужа в прошлом месяце, говорит моей матери, как приятно слышать ее абсолютно счастливой. Она говорит, что мама дала ей надежду, и мне бы хотелось, чтобы у нас было больше часа на то, чтобы обсудить это. Чтобы послушать истории.

Когда до конца остается пара минут, я жестом указываю на угол студии, где установлены скрипки мамы и Фила с уже прикрепленными микрофонами.

– Раз уж мы оказались в присутствии двух лучших музыкантов Сиэтлского симфонического, – говорю я, – то почему бы вам не сыграть для нас.