Подкаст бывших

– Триста двадцать, если быть точным. Родственники из Кореи дарили их мне и моей сестре Кристине, когда приезжали в гости. – Он указывает на синего мишку, усеянного корейскими флагами. – Вот этим они гордились больше всего. Но Кристине игрушки не понравились, и она отдала их мне, а я по какой-то причине их обожал. Я был одним из тех, кто думал, что однажды они будут стоить целое состояние. И на сто процентов ошибся.

– Они ведь уже тогда были никому не нужны?

– Ну да. Теперь ты видишь, почему я потерял девственность только в университете.

– У меня нет слов… – Я качаю головой. Одновременно мило и гомерически смешно представить, как маленький Доминик кропотливо расставляет их на полках. – Не знаю, как мне дальше спать с человеком, у которого триста двадцать малышей «Бини».

– Увы. Я знал, что к этому все и придет. Ну что ж, зато нам было хо…

Я прерываю его, прижавшись ртом к его рту, и захлопываю за нами дверь ногой. Он притягивает меня, обхватив меня за бедра. Жар его языка, древесный запах мыла, которое пахнет гораздо лучше, чем одеколон, – так я ему сказала. Я всегда жду следующего момента, когда мы окажемся в одиночестве, и хотя ночевок больше не было, каждый вечер после Оркаса мы провели вместе.

Теперь мы изучили друг друга достаточно хорошо и знаем, какие именно прикосновения нам нравятся. Когда он целует точку, где моя шея переходит в плечи, я издаю мягкий стон, который, как мне уже известно, он обожает. У него уже стоит – я всегда чувствую легкий азарт от осознания его желания.

Из-за лязга на кухне мы отскакиваем друг от друга.

Он убирает пальцы с моего ремня и делает шаг назад. Кожа моей шеи раскалена добела.

– Возможно, это к лучшему, – говорит он с робкой ухмылкой, показывая на малышей. – Тебе бы потом снились кошмары.

Перехватывая дыхание, я изучаю оставшуюся часть комнаты. У него на столе коллаж из фото, который не обновлялся годами.

– О-о-о, это твое выпускное фото? Ты был такой милый. Я бы точно на тебя запала. – Я плюхаюсь на его кровать. – Не могу поверить, что уже выпустилась из универа, когда ты еще учился в школе. Чувствую себя динозавром.

Он садится рядом.

– У тебя был модем? И диски? Какую музыку ты слушала?

– Хм… куча NSYNC, Мэнди Мур, Blink-182, а еще парочка сборников Now That’s What I Call Music. Ни о чем не жалею.

– Мэнди Мур – это, типа, та, что из «Это мы»?

– Господи, даже не говори со мной, пока не послушаешь Candy[41].

Моя собственная комната в доме, где я выросла, сохранилась не так хорошо, как его, – но это мое личное решение, а не хитроумное документальное подтверждение течения времени. Помимо прочего к пробковой доске прибит старый билет на самолет в Сеул. И фотография Доминика перед изумительным красно-зеленым дворцом.

– Твоя мама из Кореи, а папа родился здесь?

Он кивает.

– Она выросла в Йоджу – небольшом городе неподалеку от Сеула. Вообще, когда она была маленькой, это даже не был город – просто округ. Я был там только пару раз – как ни странно, путешествовать по миру с пятью детьми недешево. Особенно когда ты номер пять. Но они оба были единственными детьми и хотели большую семью.

– И, судя по всему, неплохо справляются, – говорю я. – У вас потрясающий дом.

– Мама точно оценила твой комплимент. И да, они неплохо справляются, но для этого потребовалось много времени.

Мы целуемся еще раз, но теперь не бурно и страстно, как это происходит обычно. Это мягкий поцелуй, благоговейный и такой медленный, что время на мгновение как бы замирает. Затем он убирает мои волосы, чтобы прижаться губами к ушной раковине. И к другой. Я вздрагиваю от мягкого прикосновения его губ к моей коже и его большого пальца к моему подбородку, а затем к щеке. Он словно запоминает меня или просто… выражает почтение.

Меня приводит в ужас все: его родители, его спальня и те его стороны, которые он никому не показывает. И я спрашиваю себя, не так ли уж сильно он мне не подходит? Если он будет и дальше трогать меня вот так, словно я нечто ценное, хрупкое, я бы и правда могла в него влюбиться.

И может быть, уже наполовину влюблена.

– Зайдешь ко мне после ужина? – спрашивает он. Его голос сладкий, как мед, но с хрипотцой, которая не оставляет сомнений в том, чем он хочет заняться после ужина.

– Не думаю, что смогу. – Я пытаюсь игнорировать горький укол сожаления. – У нас с мамой планы на утро. Свадьба и все такое. – По крайней мере, я говорю правду.

Его лицо поникает, и он роняет себе на колени руку, которая так нежно поглаживала мое лицо.

– Да, конечно. Хорошо.

Это к лучшему, пытаюсь убедить себя я. Дистанция. Она-то нам и нужна.

* * *