Подкова на счастье

Через проезжую часть перейдя,

                                                 не ищут дорогу

                                                                       оглядкой.

Чья-то случилась беда, – значит,

                                                     с тобою пока —

                                                                     всё в порядке.

Кто я?

Исповедь квартирного кота

Приляг ещё поспать,

мой чёрный

                 хвост.

Такой же я скруглён

как и раскос.

Легко устать от дел

бросаясь в край.

А взгляд в расщелину —

одна

      игра.

Не уничтожится

ничто своё.

Как перевёрнуто

житьё-бытьё!

Кто я?

      Что я теперь?

Зачем я здесь?

Я непременно нужен

кому-то

          весь.

Пустым хождением

пониз

        дверей

не выжечь умыслов

на тьму вещей.

В глазах надежда

всегда близка.

Кому-то – верится,

кому – тоска

Теплом не светится

ни стол, ни стул.

Кто не согрет

                    собой,

тот не уснул.

Не в счёт отдельное,

что – в долгий ряд.

Зовут по имени,

чем всё круглят.

Заботы терпкие

болванят кровь.

Хоть нету призраков,

нет и основ.

Я был как многие —

служа уединению.

Всегда внутри него

огромное

             стремление.

Оно порою комом

цепляется в загривок.

И цели нет дороже —

стать

     максимально

                       зримым.

Своих искал везде я,

по всем углам.

Так было много их,

но только – там.

Воспоминания —

как сон и бред…

Под шкурой зыбятся

то вскрик, то след…

Я был помноженный

на них, кто – там.

Цвет моего хвоста

усвоил хам.

Он прокусил мне то,

чем ловят звук;

но злиться я не стал:

хам сел в испуг.

Откуда что взялось:

шла речь о ней.

Как на беду он был

неравнодушенней.

Ну, значит, прокусил;

а через раз

ему какой-то жлоб

размазал глаз.

Мы после виделись

всего тремя

                зрачками.

Существеннее то,

которое

          мы

             сами.

М-да… чьи-то мнения…

Пусть, как должно бывает,

хоть чёрная, хоть серая

меж нами пробегает.

Не леденит судьба

во всём привычном.

Знакомое – чуждо.

Чужое —

           безразлично.

Отторжение

Умолкни муза! Звонкой лиры струны

Бесчувственность всеобщая сгубила.

Мой голос, бывший ласковым и юным,

Теперь охрип, и в сердце боль вступила.

Кого мне петь среди долин подлунной,

Средь душ глухих и грубых,

                                            мне постылых?

Отечество скорбит под властью скверны,

Стяжательством отравлено безмерным.

Луиш Важ де Камоэнс, «Лузиады»,

песнь десятая, октава 145. Перевод

О. Овчаренко

•

Я знаю: мир нестоек и безбожен;

следы на нём крошатся там и тут.

•

Остынет ласковое солнечное ложе,

в агонии дохнув вокруг себя

                        кроваво-красным,

                                        бечспощадным

                                                             жаром;

рассветы и закаты навсегда от нас уйдут

к мирам иным,

                где – прорва звёзд

                                              поярче,

где смыслы бытия лишь в притяжениях

да в порушении того, что накопилось.

 •

В последний раз, прощаясь,

                                  улетая прочь

                                              неведомо куда

и видя под собой

                испепелённую,

                      вскорёженную,

                                         скорбную

                                                  пустыню,

тоскливо и невнятно

                         прокурлычат

                                         клинья

                                             журавлиные.

 •

Усохнут навсегда цветы, деревья,

                                           водоёмы, травы;

и в бешенстве забьются

                          особи жирафов,

                                 рыб, собак, жуков

                                             и прочих тварей.

    •

С людским же родом,

                        оскверняющим

                                     земную твердь

  и всё на ней и по-над ней,

                               а также и – себя,

  ещё на много раньше

                                 то печальное

                                   должно произойти,

                                                     что относимо

ко множеству,

                     растущему

                                 без цели и мотива, —

конец ему приблизят и ускорят

                                              добавления

к его угрюмой,

      бесконечно несуразной численности

                                                        и гордыне

и полоскания

                 в разливах искушений.

 •

Бесцветными окажутся

                                    улыбки

                                        и задатки детворы.

 •

И томных дев не увлекут желания зачатий;

на нет сойдут для них

                   забавы и утехи

                                  с мужами,

                           истрепавшими себя

                             в блуде и в сладострастии.

 •

 И откачают головами старцы,

                       смиряясь перед тем,

что в юных

                истощилось

                               радостное

                                             родовое

                                                       семя.

 •

Пригашенное яростное,

                             зубчатое

                                       огневое

                                                 пламя

гримасами

         забвения и фальши

                         заскользит тогда

                                       по полотнищам

                                                  знаменным.

 •

И орды обречённых на безумие

                                    гомункулов,

                                             восстав, —

из отвращения

                     к их утеснённой,

                                         горемычной

                                                           доле, —

властителей над ними —

                   предков тлена и пороков —

                                                    решатся

                                                        истребить…

 •

Нет поворота вспять —

                                   к былому,

                                             к изначальному;

и не проявится лишь то,

                                      что —

                                           не рождалось!

 •

Причин и следствий череда

                                    в объятьях

                                                мироздания

толкает к одному —

                      к погибели.

Себя рассудком

у роковой черты нам не дано

                                             принять.

 •

Мы всё ещё заботимся о славе,

о том, что время

                        в мёде растворится

и нас обдаст живительной росой.

 •

Уж эти росы, —

    в ярких свежих каплях оседающие

                                                     по ночам

или с приходом зорь

                            избытки

                                      испарений, —

 так густо окропившие

                                     стихи

                                           и прозу!

 •

Ещё в зародыше

          иронией и пошлым пересудом

прожигается

           поделенный на всех

                                 утробистый

                                                 расчёт —

остаться в памяти

                         сменяемых

                                беспечных поколений

и – как бы дольше продержаться

                                                       там.

 •

Горьки, бессмысленны

                                     благие

                                         упования!

 •

Куда и для чего

                     манит нас

                              предстоящий срок?

 •

Как будто в нём бы удалось кому-то

поверхность вечно смутных,

                                  измождённых,

                                                 ломких

                                                       будней

подправить благоденствием и благолепием,

чему вразрез

                   уже

                      нельзя

                          воочию

                              не видеть

                              взры́хленную

 в неостановимом

                         долгом истребленьи

  матрицу

             долин, полей, урем, —

  когда-то над собою нас легко носивший

  край

      из ликующих просторов

                                     и бессчётных

                                            горизонтов —

отрада глазу

            и грааль воспоминаний, —

по-детски розовый,

                           благословенный рай…

 •

Под кров его убогий, одичалый

нам

    теперь

           стремиться —

                           с обожанием?

гордиться им —

                    без почитанья,

                                         тупо,

                                               слепо?

  •

 Усердие к тому

                 всегда копилось

                               в деспотах

                                      и в их холопах,

                   на пики насаждавших

                               непоколе-

                                        бимый,

взвешенный,

                   отважный

                                  выбор.

 •

Им – следовать?

 •