Читаем Подкова на счастье полностью

Я – не берусь!


 •

Туда ли, на вместилище алчбы,

                                         раздоров,

                                           ненависти,

                                     расточительства

                                                        и боли,

                                                                    я,

постранствовав,

                         вернусь?


 •

Что мне там было б

                           в утешение,

                                     приятным,

                                           увлекало б,

                                                 зазывало?


 •

Не то ль, чтоб мог я в одиночку переплыть

знакомые студёные и тёплые

                                            моря?

протоки, реки и озёра обнырять и омуты

                                                            исчесть?

понежиться под кронами берёз, дубов иль

                                                                 пальм?

к забытой беспорочности и бескорыстию

                                                    в намерениях,

к чести, верности

                  и чистоте

                    в духовном и в телесном

                                             подтолкнуть

                                                          кого-то?

величием нагорий, гроз, лавин

                      и давних укреплений

                                          восхититься?

абсурду следуя, проголосить заздравье

кому-то,

         потерявшемуся

               в лунных, серебристых снах?

рапирою проткнуть злодея?

                            простонать вороной?

увлечься игрищами,

                           строчкой ковыряя раны?

или – заслышав сердца странный,

                                        безотчётный,

                                                      гулкий

                                                       перестук,

в немых предчувствиях себя заледенить:

а —

     вдруг?..


 •

Да – нет; – не то.


 •

Мне дорог путь иной,

устеленный смущеньем

                                  перед тайной

моей нескладно скроенной души,

забывшей о покое,

о всполохах корявой ностальгии,

о зависти к реченьям мудрецов,

бегущей прочь от рубрик похвалы и лести,

не принимающей костров и стуж

                                          вселенской лжи.


 •

И! —

     что бы я без отторженья значил!


 •

Всегда нам ненавистно то, что губит волю

и, искривляя существо заветов,

                                     половинит разум.


 •

Венец красавице невесте – словно щит

триумфа ждущему от завтрашнего боя,

                                         неискушённому,

                                                      лукавому

                                                     спартанцу, —

нелепа и смешна ей мысль

казаться незнакомым юным шалопаям

кривой и злобною каргою —

                                   в отдалённой,

               передрягами и нищетой замятой

                                   пресной,

                                             одинокой

                                                          старости.

 •

Случайный, даже робкий звук

                                          смертелен

                                                  тишине

                                                    звенящей.

И нет простора там,

                            где поднялась

                                             и раздаётся

                                                               чаща.

 •

В тайфунах дум,

                  не знавших заточений,

у финиша лишь тот,

                        кто – начинал с сомнений

и кто – презрев ухмылки

               от себя уйти спешащих

                                                    кланов, —

до срока перезрелых,

                          вялых и унылых, —

всему наперекор пространства и века

                                       преодолеть желая,

свои опять

           с любовью

                      подчищает

                                   сомкнутые

                                                 огненные

                                                            крылья!

 •

Лишь то,

     что чистою отвагою

                               и совестью

                                          обмериться

                                                         должно,

в себе я грею и беречь

                                    готов.

 •

Хотя

      сказать бы

                    следовало

                                к этому

                                  меж строф:

в облатках символов любой обмер —

                                                     сомнителен

и тем уж —

               плох.


 •

В исходе горестном, лихом и опостыленном

вдвойне мучительны бывают

                                   сожаления —

                                о подступающих

                                                  бесславье

                                                     и бессилии.


 •

У бездны, притаившейся в ночи

                      или – под пологом тумана,

бесстрашию легко сойтись

                                         с обманом.


Неосторожный и заносчивый

                                              ручей,

                                 упавший с высоты,

от гнева

            взбешенный,

своих намерений,

               как и – себя,

                         уже не помнит,

встретившись —

            с  бушующею,

                    бьющейся о берег

                                       океанскою

                                                   волною.


 •

И я, надземье облетая-обплывая-обходя,

разлады с собственною сутью

                                   познавая и —

                                                мудрея,

чего бы стоить мог,

           такому вертопраху уподобясь?


 •

Пределы всюду есть;

                      и в копоти бедовой

всему вокруг и каждому предписано

не разминуться с новью.


 •

Свет там померкнуть или отклониться

                                                             обречён,

где непрозрачную преграду встретит он

иль перспектива для него —

                                         туманиста

                                                иль – дымна.

 •

И неужели впрямь годятся упования —

на цветики, на бирюзу планет,

на купол неба, с радугой сроднённый,

на приближение

         к затерянным и затаённым

                                     бесконечным далям,

меж тем как необдуманно и глупо

поэты, изощряясь, мир дробят,

собрав по осени багряные листы

и, гроздьями рябины заслоняясь,

встречают зиму тусклою

                                       тоскою,

метели и морозы ненавидя,

расписывая их

                  из утеплённых ниш?


 •

На том ли устоит предназначение?


 •

Спеша надеть корону,

                              помышляй

                                          об отречении!

 •

На неоглядном,

                    диком,

переморенном жарою,

                   обездвиженном,

                               иссушенном

                                          просторе

уже через мгновение

                            надежде,

           завихрённой миражами,

                                            суждено

                                                  являться

истомлённому и заблудившемуся

                                                путнику —

холодной,

           оскудевшею

                          и тщетной.


 •

В трухлявой сыпи звуков и словес

томятся

        лживые,

                 бесстыжистые

                                    гимны —

и – нам, и —

    нами над эпохами расставленным

                             воинственным царям,

                             услужливым сатрапам,

                                                 скоморохам,

                                                         палачам,

                                       речистым аксакалам.


 •

И надо ль сожалеть,

                            что цвет сирени,

как и мечты о счастье,

                             потускнеет

и станут горше росы и рассветы,

и сумерки времён

                             просветятся

                                      мрачнее и корявей

в предвестиях, что землю

                                     кто-то

                                         опрокинет —

                                           в штопор

и негероев рать

                      по ней взойдёт

                                      на пьедесталы?


 •

Потерь от зла и долгих мук

                           не возмещают

                                    оглашением

                                  даже сермяжной,

                                         стопроцентной

                                                          правды.


 •

Никчёмен вымысел, коль вдохновенье —

                                                    неисправно.


 •

И мне достанется пускай – немногое, —

лишь из того,

что взять у всех смогу —

                    без поручительств

                            и уплаты пошлины: —

своею успокоюсь

простою долей, что склонялась книзу,

во глубь пород, где нет ни тьмы, ни света,

откуда не узнать о переменах,

молву с хулой не отличить от гадких прений,

не передать

          восторгов бытием и ярких умилений

бесстрастным,

                  чуждым

                               и бесчувственным

                                                      богам,

не сосчитать

     оставшихся невозмещёнными

                                                  обид,

                                                  укоров,

                                             оскорблений,

не разглядеть дорог

                                в тугих извивах

и трелей не расслышать

                                    соловьиных.


 •

Уму, дерзнувшему не доверять святыням

и – никогда ни в чём

                         не изменять

                              себе и мировым основам,

я подаю теперь ладонь —

                           как демон истины,

                                 немытой и суровой.


 •

В рассеянных закатах

                                 запоздалых

случится ли, что в радость иль к печали

хоть для кого-нибудь,

                        кто наважденьями

                                               ещё не свален,

вдруг отзвучит и этот мой,

                              не тронутый оковами

                                      и не лукавый стих?


 •

Я избегал сует и славословий.

Что мне до них?

Лишь то порой тревожит,

что

    меня,

          быть может,

заметить некому,

что спесь людей изгложет

и то, над чем я размышлял и —

                                         что и как

                                      успел и смог

                                                   сказать

                                                     впервые,

рассеют

      по своим строкам

бойцы поэм и повестей

                                     иные.


 •

Так водится: и лучшее и худшее

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное