Но потом Толстой в железных дорогах разочаровался. Он считал, что путешествие по ним “нечеловечески машинально и убийственно однообразно”. Даже в экономии времени он видел недостаток: люди стали больше ездить и не всегда по делу, а просто из праздности (удобно ведь). Таким образом экономия привела к обратному результату: люди стали больше времени тратить на ненужные путешествия, отвлекаясь от насущных дел.
Это одна из парадоксальных мыслей Толстого, но она, в сущности, верна. Сегодня самолеты экономят времени еще больше. Они открыли совсем другие возможности. Добраться из России в Америку в XIX веке могли единицы, это был долгий и опасный путь через весь океан. Сегодня путь в США занимает менее одного светового дня, не говоря уже о пути в Европу. Но в итоге появилась целая порода людей, которые, много путешествуя, “живут” в самолетах.
“Лев Николаевич всегда терпеть не мог железных дорог, – вспоминал его шурин, брат Софьи Андреевны Степан Берс. – В своих сочинениях он часто высказывал это отвращение. После езды на железной дороге он всегда жаловался на ощущение, испытываемое в вагоне. На пути от станции домой он сравнит железную дорогу с ездой на лошадях и похвалит последнюю”.
Когда Толстой писал “Анну Каренину”, никаких симпатий к железным дорогам он уже не питал. В романе железная дорога, если можно так выразиться, – отрицательный персонаж. Все, что связано с ней, несет в себе опасность и в конечном итоге смерть. Под колесами поезда в начале романа погибает железнодорожный сторож, оставив жену с маленькими детьми… Под поезд бросится Анна… Вронский отправится погибать на Балканскую войну тоже в поезде…
В начале романа приближение поезда в Москву описывается Толстым по принципу нагнетания тревожного состояния у читателя. Причем первый абзац напоминает первые строки романа, где “все смешалось в доме Облонских”.
Обычное, по расписанию, прибытие поезда подается как внезапное и грозное событие, вызывающее чуть ли не панику. С приближением состава ощущение тревоги еще больше усиливается.
Эта визжащая собака – вроде бы незначительная деталь. Но она режет слух. Визг собаки предваряет крик жены станционного сторожа, которого через несколько минут раздавит колесами поезда. Анна сочтет это “дурным предзнаменованием” – и будет права. Но это очевидная параллель. А вот не очевидная. Вронский из благородства передает вдове сторожа через помощника начальника станции двести рублей – огромные для вдовы деньги! Но Вронскому они ничего не стоят, потому что он “страшно богат”, как говорит Облонский Левину в ресторане. Двести рублей – своего рода плата аристократа Вронского условному “народу”. И одновременно этим поступком он вызывает симпатию у Анны. Но в финале романа после гибели под колесами поезда самой Анны Вронскому придется платить по другим счетам.