Подлинная история Анны Карениной

Но в романе Анна принимает двойную дозу опиума. Опиум выдавался в аптеках не в порошках, а в жидком виде – в склянках, стеклянных сосудах с горлышком. Его принимали как обезболивающее средство и снотворное. Анна принимает опиум, чтобы заснуть после ссоры с Вронским. Одной дозы ей не хватает. Но и вторая доза позволяет ей заснуть только под утро.

Но откуда она взяла опиум? Просто так в аптеках он не продавался. Когда во время родов Кити Левина отправляют за опиумом, провизор (помощник аптекаря) сначала отказывается выдать его без рецепта.

Стараясь не торопиться, не горячиться, назвав имена доктора и акушерки и объяснив, для чего нужен опиум, Левин стал убеждать его. Провизор спросил по-немецки совета, отпустить ли, и, получив из-за перегородки согласие, достал пузырек, воронку, медленно отлил из большого в маленький, наклеил ярлычок, запечатал, несмотря на просьбы Левина не делать этого, и хотел еще завертывать.

Как видим, купить опиум было не так просто. Так что Анна принимала опиум не по собственному произволу, а по назначению врача.

Однако “наркотическая” тема возникает в романе еще раньше, в XVII главе четвертой части. После родов Анна страдает от родовой горячки и умоляет дать ей “морфину”.

– Боже мой, боже мой! Когда это кончится? Дайте мне морфину. Доктор! Дайте же морфину. Боже мой, боже мой!

Думая, что она умирает, Анна просит морфина, чтобы избавиться от мук. Морфин в виде инъекций использовали врачи, когда Толстой умирал на станции Астапово. Использовали для того, чтобы он не мучился перед смертью. Забылся, потерял сознание. Но в отличие от героини Толстой просил не колоть ему морфин. “Парфину не хочу… Не надо парфину”, – бормотал он заплетающимся языком. “Впрыснули морфий, – пишет в «Записках» его личный врач Душан Маковицкий. – Л. Н. еще тяжелее стал дышать и, немощен, в полубреду повторял: «Я пойду куда-нибудь, чтобы никто не мешал… Оставьте меня в покое…»”

Толстой боялся наркотиков. Вообще боялся любых психоактивных веществ, включая алкоголь, чай или кофе. Философ, он избегал всего, что влияет на ясность ума, сознания.

Анна не была философом. Поэтому в ее просьбе дать ей морфина нет ничего экстраординарного, как и в том, что акушерка во время родов Кити послала Левина за опиумом. Не придет же нам в голову считать Кити наркоманкой?

Более сложная ситуация возникает в имении Вронского, где Анна с Вронским и ее тетушкой, старой девой, княжной Варварой проводят лето. Когда туда приезжает погостить Долли Облонская, она замечает, что Анна явно пристрастилась к приему морфина. Обсуждая с Долли вопрос о разводе с Карениным, она говорит:

– Ты говоришь, выйти замуж за Алексея и что я не думаю об этом. Я не думаю об этом!! – повторила она, и краска выступила ей на лицо. Она встала, выпрямила грудь, тяжело вздохнула и стала ходить своею легкою походкой взад и вперед по комнате, изредка останавливаясь. – Я не думаю? Нет дня, часа, когда бы я не думала и не упрекала себя за то, что думаю… потому что мысли об этом могут с ума свести. С ума свести, – повторила она. – Когда я думаю об этом, то я уже не засыпаю без морфина.

В имении Анна начинает принимать морфин как успокаивающее и снотворное средство, прописанное ей врачом. Толстой, как всегда, точен в деталях. Анна принимает морфин в составе лекарства, в которое он входит. Так что считать ее наркоманкой нельзя.

Другое дело, что Анна начинает злоупотреблять этим лекарством. Но главное – она принимает его всегда, когда между ней и Вронским натягиваются отношения. Уже в Италии ее начинает преследовать страх, что Вронский ее бросит. Но в Италии они были вдвоем в окружении иностранцев, и у Вронского, помимо занятия живописью, не было никакого другого “дела”, кроме как ухаживать за Анной. Вернувшись в Россию, Вронский попадает в привычную колею светских связей и отношений, в то время как Анна становится изгоем в обществе. Их отъезд в имение во многом объяснялся именно тем, что “в деревне” Анна чувствует себя свободнее и спокойнее.