Подлинная история ожерелья Антуанетты. Том 2

Элиза скончалась тихо, когда заря только занялась. Алексей предложил похоронить её по морскому обычаю. Тело завернули в белую простыню и бросили в Волгу. Фанатички, княгиня Голицына и баронесса Крюденер, неистово молились, но Жанне казалось, что всё это неискренне. Они почти не были знакомы с Элизой и предположить не могли, сколько добра сделала в жизни эта почти святая женщина.

«Да, Бог наказал меня, — подумала де Ла Мотт, — постепенно он отнял у меня всех, кто меня любил. Вот что значит сделка с Дьяволом! Он помог мне отомстить тем, кого я ненавидела, но не препятствовал забрать самое дорогое». Она ещё долго стояла на палубе, глядя на желтоватую воду, словно оттуда могла появиться её любимая служанка, живая и невредимая. На минуту ей показалось, что из воды на неё глянули глаза Марии, утопленной в Темзе, и Жанне стало страшно и холодно. Ей не хотелось возвращаться в пустую каюту, но находиться на мокрой палубе она тоже не могла. Пошатываясь, женщина побрела к себе. Увидев одежду Элизы, бедняжка зарылась в неё лицом и зарыдала.

С этого дня она попросила капитана, чтобы ей приносили еду в каюту. Графиня не желала находиться с чопорными дамами, ненавидевшими её и даже не скрывавшими этого. Она радовалась быстрому бегу времени: затянувшуюся зиму сменила весна, весну — лето, из Волги они переместились в Дон, более узкий и, наверное, менее судоходный. Его берега были покрыты не таким густым лесом, как волжские. Команда барка ловила донских окуней, тут же жарила их или варила уху, и Жанне казалось, что она в жизни не ела ничего вкуснее. Наконец миссионеры доехали до Азовского моря, где их ожидали экипажи княгини Голицыной. Жанна подумала: была бы её воля, она бы отстала от этой группы и сама отправилась бы в Крым. Женщина даже заикнулась об этом княгине, но та, непонятно из каких соображений, строго запретила ей это делать.

— Мы приедем вместе, а там уж как Бог решит, — сказала она и принялась помогать баронессе садиться в карету.

Де Ла Мотт пристально посмотрела на Юлиану и ужаснулась перемене, произошедшей в ней. На барке им почти не приходилось встречаться, и графиня не обращала внимания на её внешний вид. Но теперь, на открытом воздухе, она поразилась худобе баронессы. Руки, выглядывавшие из рукавов платья, были тонкими, почти прозрачными. Лицо плотно обтянула кожа, и казалось, что сквозь неё видна каждая косточка, каждая жилка. Женщина тяжело дышала, держась за плечо дочери, на глазах которой блестели слёзы, и Жанна подумала, что Крюденер не доедет до Кореиза и никогда не построит дом, о котором мечтала. Она тяжело больна, ей нужен врач. Разве дама, называвшая себя её подругой, этого не видит? А что же дочь и зять? Неужели им не жалко собственную мать?

Подавив приступ гордости, Жанна окликнула Анну Сергеевну, которая собиралась садиться в ту же карету, куда уже поместили баронессу:

— Госпожа княгиня!

Голицына обернулась, не скрывая своего недовольства.

— Что вам ещё нужно?

— Скажите, а вас не беспокоит состояние вашей подруги? — поинтересовалась де Ла Мотт. — Судя по всему, баронесса очень плохо себя чувствует. Несмотря на это, мы не делаем привал, а продолжаем путь. Вам не кажется, что при таком раскладе мы не довезём несчастную до Кореиза?

Тонкие губы Голицыной сжались, и она выплеснула в лицо графини всё своё презрение:

— Странно, милочка, что вы стали беспокоиться о других! — прошипела она. — Несколько месяцев назад вы стали причиной гибели своей служанки. Или вы забыли сей скорбный факт? Пусть вас не тревожит судьба моей подруги. Она истинная служанка Господа, и он не допустит, чтобы с ней случилась беда! Господь ждёт от нас добрых дел, и ему не нужны наши смерти.

— Наверное, вы сами себя не слышите, — вздохнула Жанна и направилась к своему экипажу. Она не знала, как перенесёт жару, и испытывала некоторые опасения по этому поводу.

На дворе стоял август, но листья на деревьях ещё и не думали желтеть, лишь трава немного пожухла, и на небе время от времени показывались тучки. Путешественники добирались до Крыма почти месяц, делая привалы. Графиня видела, что баронесса с каждым днём становилась всё слабее. Она почти не выходила из кареты сама, зять и дочь заботливо выносили женщину на воздух. Её лицо ещё больше пожелтело, глаза ввалились, она напоминала скелет, одетый в красивое платье из серого шелка, отороченное кружевом. И лишь когда Анна начинала говорить о Боге, лицо Юлианы оживлялось, и она, собрав последние силы, молитвенно складывала ладони.

По узкому перешейку миссионеры въехали в Крым в сентябре. Дни стояли такие же жаркие, и Жанну потянуло скинуть платье и искупаться в озёрах, которые они проезжали; но проводник, пройдошистый парень-татарин по имени Ибрагим, сказал, что этого делать не следует. Озёра солёные, в них никто не купается. Графиня присмотрелась и увидела белые берега, словно посыпанные мелом.